«Человек, как и всякое другое тело в природе, подчиняется неизбежным и единым всей природе законам, — говорит Павлов. — И способ его изучения должен быть тот же, что и для остальной природы: изучение его частей, связей между ними, связей с окружающим миром — и, в конце концов, понимание их общей работы и управление ею».
Так говорит великий материалист отщепенцам от науки, жуликам, наряжающим вековые заблуждения и суеверия в нарядные одежды ученых слов.
Он не прекращает борьбы до последнего дыхания.
Каждую среду, ровно в десять часов пятнадцать минут, открываются двери в одной из больших комнат Физиологического института. За длинным столом его уже ждут сотрудники — друзья и боевые соратники.
Старый знакомый Павлова — Шеррингтон — был разоблачен на одной из «сред» как защитник мракобесия, как противник настоящей науки.
Никогда бы не пришло Павлову в голову умалять научные заслуги Шеррингтона. Что говорить, ученый был крупный и сделал в физиологии немало. Но измены науке, открытого перехода в лагерь защитников бессмертной души Павлов не мог простить никому.
Разговор о новой книге английского физиолога готовится давно. Еще в прошлую среду Павлов сказал о Шеррингтоне несколько крепких слов.
Книга называется «Мозг и его механизм». Что же, Шеррингтону и карты в руки. Всю жизнь он занимался нервной системой, правда больше нижним отделом мозга, чем верхним. Так к какому же заключению приходит этот ученый?
— Он, оказывается, до сих пор вовсе не уверен, что мозг имеет какое-то отношение к нашему уму. Вы подумайте, — возбуждается Павлов, — человек проел зубы на этом деле, а до сих пор не уверен в отношении мозга к уму! Какое недомыслие! Больше того, он заявляет, что наши знания о нервной системе опасны, они возвращают нас к животному состоянию. И это ученый человек, физиолог! — Он негодующе швыряет книгу на стол. — Каким образом можно выступать против изучения мозга? Зачем такую ерунду печатать?
Он опять берет книгу и сердито ее перелистывает.
— То-то он мне двадцать два года назад в Кембридже говорил, что мои условные рефлексы не будут иметь успеха в Англии, потому что они пахнут материализмом. Очевидно, он говорил о себе. — Павлов качает головой. — В семьдесят лет — и такие явные признаки одряхления! Только так и можно сделаться таким заклятым анимистом.
Это самая ругательная кличка в устах Павлова — анимист (от слова «анима» — душа), защитник бессмертной и нетленной души.
Он презирает людей, допускающих хотя бы ничтожный оттенок сомнения в возможностях познания.
Да, Павлов уверен в том, что ничего непостижимого нет и в самом сложном явлении природы — работе сознания.