Люди не равны. Не сейчас. Станут, когда-нибудь, но сейчас сильный по праву силы угнетает слабого, а дайме ради чуть-чуть перекрашеной карты может бросить на убой тысячи, убив десятки тысяч.
Господин может приказать своим слугам все, что он пожелает, и никто его не осудит. Наоборот, слуга, вопротивившийся приказу вызовет всеобщую ненависть.
Ода Нобуюки имел право сделать с Сибата Кацуи все, что ему пришло в голову. Неважно, как это отразилось на ней, и сломало ли это ей жизнь — даже ее лучшая подруга пожала плечами, удовлетворившись и оправдавшись его правом.
Он — представитель великого дома, обладающий полным правом на все, что касается принадлежащих ему людей.
Это закон этого времени, и не мне…
Нет.
Существуют вещи, с которыми я никогда не смогу смирится.
Я никогда не смогу осудить крестьнина, бросившего в лесу ребенка, так как не мог его прокормить или самурая, по приказу господина сжигающего города. Даже помешанного на своей вере монаха, сжигающего заживо невинного человека.
Я никогда не был на их месте, не чувствовал того, что чувствовали они.
Но Ода Нобуюки… Мы равны.
От его положения меня отделял живой отец. Второй наследник одного из крупнейших конгламератов страны, на которого не посмеет поднять руку ни один человек на континтенте. Фамилия, деньги, связи и ресурсы. Любые возможности.
Выброшенные как мусор в обмен на несколько случайных жизней.
Этот человек воплощает собой все, что я ненавижу в людях. Вседозволенность, уверенность в собственной исключительности и праве на любую низость. Жажду власти, тем более глупую, что он ни в чем не нуждался. Эгоцентричность, позволяющую сломать или искалечить судьбы тысяч просто ради удовольствия, даже не для цели.
Я слишком хорошо знаю таких людей. Я слишком хорошо представляю, через что должны были пройти окружавшие его люди.
Это не та вещь, с которой я смогу когда-нибудь смирится. Это не то, что на что смогу закрыть глаза, забыть или простить.
Вне зависимости от времени или принятых законов.
Я был в такой ситуации. Я имею право судить.
Этот человек умрет.
Не важно, чем мне придется заплатить за это. Любая цена, которую оплачу я, будет оправдана. Это мой долг — не перед кем-то, но самим собой.
Один раз я уже отдал жизнь. Отдам еще столько раз, сколько придется.
Ведь это все, что я могу сделать.