Сомкнув перед собой пальцы рук, я ходил, в зад — вперёд, по двору, не находя себе места, друзья наблюдали за мной молча, двигая в след головами.
— Да усядься ты! — Буркнул Пятак.
Горын вздохнул.
Я сел. Начал дёргать коленом и потирать ладони:
— Володь, ты-ж врач, может ты там поможешь? — Кисло спросил я.
— Влад я могу голову к заднице пришить, а тут… — помолчав продолжил, — Лада рожала, тык я в дом войти боялся. Миланья ежели кликнет, так я чем смогу…
Горын снова вздохнул.
— Охолонись Влад, всё добрёшенько пройдеть. — Обратилась Милёна.
— Я не, я ничё, всё нормально, — промямлил я и опять затряс коленом.
— Ды всё хорошо будя, — подключилась Лада, — первый раз труднее, а второй уж легшее.
— Да-да, я понимаю.
Горын вздохнул и почесал бороду.
— Скоро ты двойной тятя будешь, — улыбнулся Янгур, — и я тоже, погодя.
Эта новость меня немного отвлекла:
— И вы тож? А когда?
Все сидящие перенесли взоры на жену Янгура Лею, та смутилась и покраснела:
— РанА об том. — Тихо молвила она.
Горын опять вздохнул. Я, переживая, на него уставился:
— Что? — Вылетело из меня.
Горынова Млада двинула мужа сухеньким локотком:
— Та шош ты всё вздыхаешь? Нешто не видишь, что у человека крыша едет?
Весь женский состав присоединился к Младе, обругав могучего черниговца.
Испуганный могучий черниговец плюнул:
— А шо я? Ты, когда рожала, оне тож вокруг меня вздыхали — и встав присоединился ко мне.
Теперь мы топтали двор вдвоём.
О, как мы слиплись в дружбе, подумал я, каждый переживает, участвует.
— Да шож вы шарохаетесь? Усядтесь! — Встряла Лада, и толкнув Вовку, продолжила:
— Скажи ты им.
Пятак потёр бок, молча встал и пересел на бревно, лежащие у сарая, напротив.
Мы с Горыном уселись рядом. Данила с Янгуром покрутив головами пересели к нам. Так мы некоторое время сидели разделённые на два лагеря, женский и мужской, а меж нас играли дети возле которых легла Люля.
Я посмотрел на кошку:
— Катя, а ты за кого?
Та посмотрела на Лю и запрыгнула на лавку, на нагретое Горыном место.
В доме раздался женский полу-крик, полу-стон.
Я вскочил и опять начал мерить шагами двор, а друзья, собака и кошка наблюдали за мной как за маятником. Как только мой зад уселся на бревно, все вскочили.
…Детский крик! Крик появившегося человека огласил дом, трубя миру о новой жизни, о новых слезах, о новых радостях. Встать я не смог, только дурашливо улыбался.
Через некоторое время дверь дома отворилась, и баба Миланья поманила меня:
— Иди дочь встревай.
Я рванулся в дом, в уме договаривая за Миланьей «чуфыр-чуфыр».
Даньша пошёл в присядку, закидывая ладони на затылок, потом ползунком: