Она усмехнулась.
— Ты меня не знаешь.
Быстро скользнув со своего места и развернувшись, я сел рядом с ней.
— Ч… что это ты делаешь? — пробормотала она, подпрыгнув.
Я приближался к ней, пока её спина не ударилась о стену. Наши ноги переплелись на скамье, и я скользнул рукой по спинке её сиденья и наклонился вперёд, пока наши тела не оказались в несколько дюймов друг от друга. Дыхание Шарлотты ускорилось, а моё сердце быстро застучало.
— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
Она открыла было рот, что поспорить, но я не позволил ей и слова вставить.
— Ты улыбаешься людям, потому что так удобно, но при этом ты чувствуешь себя обманщицей. Ты двигаешься дальше только потому, что хочешь остановить расспросы людей о твоём самочувствии. Ты смеёшься, чтобы напомнить себе, что можешь физически создавать этот звук, даже если внутри всё умерло к чёртовой матери, и ты ничего не чувствуешь. И ты стараешься держаться в стороне не потому, что тебе нравится быть одной, а скорее потому, что ты единственный человек, кто до конца понимает всю серьёзность ситуации.
Её рот открылся, и осторожный вдох наполнил лёгкие воздухом.
— Откуда… откуда ты это знаешь?
Я, наконец, поддался своим желаниям и заправил прядь её нежных, шелковистых волос за ухо. А потом коснулся её щеки.
— Потому что те же самые вещи я делаю каждый чёртов день.
Она с трудом сглотнула, а затем отвела взгляд в сторону.
— И позволь я угадаю. Твоё желание заключается в том, чтобы сидеть здесь и сочувствовать мне, потому что ты думаешь, что у нас обоих те же проблемы? Уверена, у тебя всё совершенно по-другому.
— Знаю. И уверяю тебя, что сочувствовать тебе у меня не было и в мыслях. Я не пойму твоих демонов, так же как и ты не поймёшь мой личный адский круговорот.
Её грустные глаза снова посмотрели на меня.
— Тогда чего же ты хочешь?
Я глубоко вздохнул, что абсолютно не помогло успокоить бушевавшую во мне бурю.
— Небольшую компанию в темноте. Никаких вопросов. Никакого осуждения. И никакого притворства.
Рот Шарлотты оставался открытым, и тревога начала проступать на её лице.
Это было рискованно так поступать с ней. Из всех людей, переполненных всяким дерьмом, которых я встречал за последние несколько лет, только около четверти осознавали это дерьмо в себе.
В груди всё сжалось, пока я ожидал её реакции. Не было никакой золотой середины, когда ты загоняешь женщину в угол. Она могла взорваться от переизбытка ярости или растаять в моих объятиях. Я молился на последнее, но и первый вариант меня не остановит. Меня переполняла решимость. Ведь с такой женщиной, как Шарлотта Миллс, решимость должна стать твоим вторым именем.