— Вотъ я тебя, старую, сейчасъ спихну внизъ, если ты не отдашь мнѣ то, что украла!
Испугалась старуха, завизжала и отдала птичкино сердечко. Молодецъ полетѣлъ въ городъ, прямо къ царю, да и открылся, кто онъ такой. Обрадовался царь. Крѣпко цѣловались братья, встрѣтившись послѣ долгой разлуки, вспомнили старое время и рѣшили провѣдать родину.
Прилетѣвъ на коврѣ-самолетѣ въ родной городъ, они прежде всего разсчитались съ злодѣемъ солдатомъ, потомъ отыскали добраго повара и щедро наградили его.
Старшій братъ, царь, возвратился въ свое государство, а младшій остался на родинѣ.
Пошелъ одинъ мужикъ, Микула по бѣлу-свѣту лгать. Идетъ онъ. Навстрѣчу ему попадается другой мужикъ.
— Куда идешь? спрашиваетъ Микулу.
— Лгать иду!
— Пойдемъ вмѣстѣ!
— Пойдемъ!
Пошли; долго ли, мало ли шли, — вдругъ Микула останавливается.
— Гляди, кричитъ, — лисица побѣжала!
Товарищъ его смотритъ по сторонамъ.
— Гдѣ, гдѣ?
— Ну, братъ, говоритъ Микула, — не пойду съ тобой: не годишься мнѣ въ полыгатые![1].
Пошелъ Микула дальше одинъ; немного пройдя, встрѣчаетъ другого мужика.
— Куда идешь? спрашиваетъ его мужикъ.
— А лгать, братъ, иду!
— Пойдемъ вмѣстѣ!
— Пойдемъ!
Пошли; долго ли, мало ли шли, — вдругъ Микула останавливается.
— Гляди, кричитъ, — лисица побѣжала!
А товарищъ его посмотрѣлъ въ другую сторону, да и говоритъ:
— А вотъ тамъ, гляди, такъ двѣ лисицы!
Обрадовался Микула.
— Ну, братъ, вотъ ты годишься мнѣ въ полыгатые! Пойдемъ.
Пошли; шли, шли, пока темно стало, и попросились въ деревнѣ ночевать, Микула въ одну избу, а его товарищъ — въ другую.
Вошелъ Микула въ избу, сѣлъ на лавку. А на полу капуста разложена была. Посмотрѣлъ Микула на эту капусту да и говоритъ хозяевамъ:
— Что это, братцы, у васъ такое?
— Какъ что! развѣ не видишь, — капуста!
— Капуста! какая жъ это, братцы, капуста; развѣ такая она бываетъ?
— Ну, а какая жъ?
Подбоченился Микула и говоритъ:
— Вотъ у насъ капуста — четыре человѣка на одномъ листѣ черезъ рѣку переплываютъ!
Ахнули хозяева.
— Что ты говоришь такое, нетто можетъ быть такая капуста?!
— Хотите, — вѣрьте, хотите, — нѣтъ, а я правду говорю.
— Не можетъ быть! кричатъ хозяева: — спорить будемъ, что нѣтъ такой капусты!
— Ну, давайте, заложимся[2], коли такъ, говоритъ Макула, — на сто рублей. Хотите?
— Давай, заложимся, говорятъ, — а только какъ же мы узнаемъ, правду ты говоришь, аль нѣтъ? Кто насъ разсудитъ?
— Э, пустое! махнулъ Микула рукой, — вотъ тамъ въ сосѣдней избѣ мой землякъ ночуетъ: подите, спросите его!
Заложились; хозяева положили на столъ сто рублей, и Микула положилъ. Пошли спрашивать земляка: