Горло обжигает, но мне нравится, как в его глазах вспыхивает злость. Как-то, каким-то образом мне удается зацепить этого сукина сына. Возможно, даже сильнее, чем это когда-либо кому-либо удавалось. Я могу вывести его из себя, заставить его взбеситься.
Порой результат оказывается довольно болезненным, порой очень даже приятным, но, несмотря ни на что, это приободряет меня, и ничто иное, кроме поддразнивания Шестого, не дает мне возможности почувствовать себя настолько живой.
И кто же в итоге облажался? Что-то мне подсказывает, что это я. Нормальные люди не реагируют в такой странной манере. Может быть, все дело в моей неминуемой смерти? Что мне еще терять, все и так обречено на уничтожение?
Самоуважение я давно потеряла. Злость и страх ничем мне не помогут. Я со всем смирилась. Я продолжаю жить.
Я, черт возьми, сделала все, что только можно, чтобы убраться от него как можно дальше.
Встав с дивана, на котором просидела не один час, я, покачиваясь, бреду к телефону.
Пришло время заказать еще бутылочку.
Дурацкий телефон находится в другом конце комнаты, и мне сложно разобрать крошечные циферки. Я наугад набираю номер, и в трубке раздаются гудки.
— Обслуживание номеров.
Бинго.
— Привет, можно заказать еще одну бутылку каберне?
— Лейси!
Я вздрагиваю, отвожу телефонную трубку от уха и, развернувшись к Шестому, прижимаю палец к губам.
— Ш-ш-ш, я разговариваю с обслуживанием номеров, — вернувшись к звонку, я, не сдержавшись, хихикаю.
— Мы сейчас же доставим ее в ваш номер, мадам, — отвечает обслуживающий персонал на том конце провода.
— Спасибо, — я кладу трубку обратно на аппарат. — Скоро принесут.
Развернувшись, даже с расстояния трех метров я чувствую источаемую им злость. Его глаза потемнели, и он не просто зол. Но каким-то образом, возможно, благодаря тому, что я несколько опьянела от вина, я нисколечко его не боюсь.
Пока я возвращаюсь к своему диванчику у окна, на моем лице против моей воли расплывается улыбка.
Грохот вынуждает меня остановиться. Шестой встал так резко, что стул, на котором он сидел, грохнулся на пол, и теперь он пулей мчится ко мне. Меня окатило волной жара, по спине пошла волна мурашек.
Я все еще улыбаюсь, когда он зажимает мои волосы в кулак, оттягивает их назад так, чтобы я смотрела в его разъяренное лицо.
— Смотрите-ка, большой и страшный серый волк, — с моих губ срывается еще один смешок, но он не смеется вместе со мной.
На челюсти у него подергивается мышца, а губы изогнулись в злобном оскале.
— Так и есть, потому что тебе следует преподать чертов урок.
Он дергает меня за волосы, и я кричу от боли, пока он тащит меня через весь номер к своим сумкам, откуда вытаскивает еще один рулон этой треклятой изоленты.