- Ты знаешь, отчим мой, он ведь одно время не просыхал, мама даже разводиться думала. А теперь не нарадуется на него . Не пьет, пять лет уж не пьет, как отрезало!.. А другие, помню, рассказывали, что не один раз к Леониде ездят, то одно им, то другое поправит...
- Привыкание, значит,- хмыкнула Оля.- Как наркотик ваша бабка теперь для них стала.
-Вот-вот. Я поначалу тоже не верила,- хмыкнула Галка, оборачиваясь.- Посмотрим, что ты потом скажешь.
Не доезжая Великих Лук, они свернули в лес и долго колесили по лесным дорогам. Светало. Оля, побаивавшаяся леса, как всякий городской житель, с изумлением оглядывалась по сторонам.
- Как тут можно ориентироваться? Туда деревья, сюда деревья, все одинаковое...
За последним поворотом показалась длинная очередь из машин. Навороченные Джипы мирно соседствовали здесь с задрипанными запорожцами, но лучше всех был BMW с иностранными номерами.
Вероника уже хотела пристроиться в хвост последней машине, да вовремя заметила бегущего навстречу им корявого мужичонку с клочковатой рыжей бородой.
- Во двор въезжайте,- выдохнул он, запыхавшись.- Ждут вас уже.
- Как ждут? Вы нас ни с кем не путаете?- удивилась Вероника, на сто процентов уверенная, что человек ошибается.
- Леонида Ильинична сказали заезжать. Они вас уже с полчаса ждут,- замахал тот руками, и женщина, пожав плечами, подчинилась.
- Ну вот. Начались чудеса,- насмешливо фыркнула Оля, которой все никак не удавалось настроиться на серьезный лад.- Сейчас нам покажут хрустальный череп и наградят по-царски.
- Оля, Оля, не ерничай, вылезай лучше.
- Все, все выходите,- нагнал их корявый мужичонка.
- Ну, мне-то там точно делать нечего,- уперлась Галка.
Мужичок даже руками всплеснул.
- Сказали всех проводить, все и идите!..
Пожав плечами, Олина подружка выбралась из машины и пристроилась в аръергард к остальным.
Обиталище белого мага оказалось обычной деревенской избой со всеми присущими ей запахами – топящейся печки, рассохшихся деревянных полов, пучков сушеной травы под потолком и соленых огурцов, что плавали в рассоле в эмалированном ведре.
Оля тут же вспомнила, что так пахло в деревне у бабушки, где проходило ее беззаботное босоногое детство. На мгновение ее даже охватило странное чувство глубокой, непереносимой тоски – бабушки давно нет, дом ее продан, и где теперь тот сеновал, куда она любила прятаться? Где кладовка с раскрытыми мешками гречки и пшена, куда так здорово было запустить руки, позволяя зерну свободно переливаться сквозь пальцы? Где все это? Наверное, только в ее памяти... А прялка? Что стало со старой бабушкиной прялкой, с ее веретенами, о которые она, маленькая, воспитанная на сказках Пушкина, так боялась уколоться? После смерти бабушки родня передралась за ее дом, и только Вероника побрезговала влезать в общую свару, но все равно оказалась самой плохой – все обиделись, что она сохраняла нейтралитет и никого не поддержала.