Глава третья. Чего боятся
Конечно, без серьезных экономических и социальных потрясений не обошлось бы. Притом, что спекулятивный капитал поставил мировую экономику на острие иглы, когда любой чих может повлиять на котировку, последствия были бы вроде Великой депрессии. Цветная металлургия потеряла бы уж по крайней мере половину заказов, сильнейший удар был бы нанесен и по не менее ядовитой черной. Потом многое, уже на новом технологическом уровне, удалось бы восстановить, когда стали бы производить нужное в достаточных количествах, но сначала была бы встряска. Горнорудная промышленность рухнула бы мгновенно — черного и цветного металлолома хватило бы на десятилетия. За ней рухнул бы и рынок электричества: знаете ли, сколько электроэнергии требует получение алюминия из глинозема? Целая Ангарская ГЭС работает на Красноярский алюминиевый завод (за который уже столько человек перестреляли). Стало быть, тепловые электростанции тоже тю-тю, шахты закроют, уголь, кокс — все в прошлом. А машиностроение для всего этого? А нефтепереработка для этих машин? Очистились бы воздух, вода и огромное количество свободного времени. И конечно же — ну конечно! — люди занялись бы развитием духовных способностей, науками, искусствами, воспитанием детей, то есть тем, чем они и теперь стараются занимать свой досуг. И не дали, не дали, гады!
Интересно, что на это сказал бы художник из «Дома с мезонином», также считавший, что в современных (ему) условиях поддерживаются только те усовершенствования, которые создают новые потребности и поводы для труда, а не те, что освобождают человека для «все предались бы вольному искусству». Ну что ж, мы знаем больше него. Но то, что по меньшей мере десять лет они нефть, газ и уголь жгут зря — это настоящее экологическое преступление.
Я думаю, многих именно этим уговорили — безработица и пр. Страшно. Зато не страшно было ограбить народ на одной шестой. И как же сделали! Сначала сахар, потом мыло, потом водка, а уж когда в безропотную очередь стали не домохозяйки, не алкаши, а здоровые мужики — за табаком, то тогда и дали, то есть взяли, на всю катушку. Стояла большая организационная задача. Но главная проблема в том, что при самых серьезных и открытых национальных и международных программах по использованию Открытия, при конверсии целых отраслей промышленности, но при сохранении нынешнего порядка, грубо говоря капитализма, то есть сохранения власти теми, у кого она сейчас, плодами Открытия может воспользоваться человечество раз в десять меньшее по численности, чем теперь — вовсе не наоборот, как могло бы показаться — дескать, теперь можно жить в довольстве и размножаться. Переход к новому строю, демократическому, можно было бы легче всего совершить, конечно, от социализма (может, это и была бы разновидность социализма — международная). Кстати, не это ли в немалой степени повлияло на ход и результаты «перестройки»? В этой несвоевременности, в том, что русский народ соблазнился капитализмом именно в тот момент, когда капитализму пришел конец, проявилась та же его историческая коллективная имбецильность, как и в 1917-м, в сдаче немцам (и большевикам) за полтора года до того, как Германия сдалась даже без помощи такого противника, как Россия.