– Дома все было довольно сложно. Если бы я не трудился так упорно, моей матери приходилось бы очень трудно, так что, наверное, причина в этом.
Я продолжал попытки разговорить его:
– Значит, в этом все дело? Ты просто хотел облегчить жизнь матери?
Тут его лицо помрачнело. Он смутился.
– На самом деле причина была в моей тетке, жене старшего брата моего умершего отца; я не выносил, как она смотрела на мою мать сверху вниз, говоря, что такой бедный и необразованный человек, как она, никогда не сумеет добиться лучшей жизни для себя и своих детей. Чтобы доказать ей обратное, я был полон решимости трудиться усерднее и стать успешнее, чем мои двоюродные братья и сестры.
– И всякий раз, когда ты видел столь пренебрежительное отношение со стороны тети, ты, должно быть, злился и чувствовал себя униженным. Если бы у меня была такая родственница, я бы тоже ее ненавидел. Сейчас, если ты действительно хочешь, чтобы я помог тебе, представь, что эта тетя, которая обижала тебя и твою мать, стоит перед тобой. Стань опять тем ребенком, которого ранили, и выскажи своей тете все, что думаешь. Но только не используй язык взрослого, говори так, как говорил бы десятилетний ребенок. Мы возвращаемся во времена твоего детства. Можешь забыть о том, как важно уважать старших и не ругаться; просто произноси те слова, что в тебе поднимаются. Как есть.
Одна из причин, по которой прощение дается так сложно, в том, что наше сердце не прислушивается к уму. Мы не знаем, как их связать. Иногда мы пытаемся отрицать или подавлять гнев и ненависть, надеясь, что они уйдут, но они всегда возвращаются. Любопытно, однако, что именно эти эмоции – гнев и ненависть – и есть тот канал, по которому решение ума простить достигает сердца. Вместо того чтобы бороться с чувствами, нам стоит признать их, позволяя им быть и наблюдая за тем, как их энергия движется внутри нас. Она проявляется раскрасневшимся лицом, напряжением в мышцах или учащенным сердцебиением? Не отождествляя себя с этими эмоциями, следите за ними отстраненно, но внимательно. Как мать, которая смотрит на своего ребенка, мы можем наблюдать за эмоциями со всем вниманием и сочувствием.
Если мы продолжим так делать, произойдет нечто неожиданное. Словно снимется слой луковичной шелухи, начнет обнажаться внутренняя картина наших эмоций. В моем случае под гневом я сумел различить глубокую печаль, а потом, глядя в глубину с еще большим состраданием, прямо за печалью я обнаружил страх одиночества и смерти. Если мы научимся смотреть на свои эмоциональные раны внимательно и с сочувствием, наше ожесточившееся сердце начнет оттаивать.