В такой ситуации не стоит спешить прощать. Первый шаг к исцелению глубокой эмоциональной раны – признать и принять свои чувства такими, какие они есть: жгучая ярость и сильнейшая ненависть. Это естественная попытка ума провести четкую границу между тем человеком и самим собой. Эти чувства являются своего рода защитной стеной, которая позволяет нашему уязвимому «я» исцелиться. Если кто-то призывает нас отказаться от этой ярости, а мы еще не готовы, мы рискуем сломать защиту слишком рано и еще больше разбередить рану.
Но если воспоминание постоянно всплывает, несмотря на то что прошло много лет, – это проблема. Мы становимся белкой в колесе, неспособной убежать от боли. Чем чаще мы вспоминаем тот момент, когда нам причинили боль, тем сильнее презираем себя за то, что не сумели противостоять этому. Когда наш ум все время возвращается к прошлому, мы не видим того, что происходит в настоящем, и не можем полноценно радоваться жизни. Хотя наш ум решает простить, сердце упрямо остается закрытым. Что еще хуже: так как никто никогда не учил нас, какие шаги нужно сделать, чтобы суметь кого-то простить, между головой и сердцем возникает непреодолимая пропасть, и это становится еще одним источником страданий.
Однажды воскресным вечером я ужинал со старым школьным приятелем, с которым когда-то очень дружил. Мы не общались со времен выпуска, но он вышел на связь вскоре после того, как узнал, что я стал монахом. Несмотря на то что вначале мы испытывали неловкость, так как долгие годы жили совершенно разными жизнями, вскоре снова смогли расслабиться в обществе друг друга. Он был из бедной семьи, как и я, но трудился усерднее, чем все, кого я знал. Он прикладывал максимум усилий не только на уроках, но и на внешкольных занятиях, таких как спорт и музыка. Он поступил в один из самых престижных университетов, затем получил должность в одной из лучших корейских компаний. Проработав в этой компании около десяти лет, он основал собственную фирму. Все считали его очень успешным.
Когда мы закончили ужинать, мой друг, словно выжидал подходящего момента, внезапно произнес:
– Прошу тебя, Гемин Суним, помоги мне. В последнее время я немного подавлен и мне ничего не хочется делать. Столько всего навалилось.
Мой успешный, трудолюбивый друг сидел передо мной с опущенными плечами и лицом маленького мальчика. Интуитивно чувствуя, каково ему приходилось в детстве, я осторожно произнес:
– Ты всегда усердно трудился, даже в детстве; почему так, как думаешь?
Сначала он заговорил об обязанностях кормильца семьи, но я мягко повторил вопрос, и наконец он вернулся к разговору о детстве.