— Вы летели очень низко, — скупо отозвался японец. — Сначала мимо, но потом повернули прямо на нас.
— И что, вот из этого вот пулемета? — изобразил я недоверие. — Да в самолете дыр больше, чем у него боезапас. Не может быть.
Пленный замолчал.
— Ну, как хочешь, можешь не отвечать. Не калечить же тебя в самом деле, — миролюбиво удовлетворился я его «знаком согласия». — Спроси ты у меня тогда что-нибудь. Не в молчанку же нам играть.
— Почему вы меня так называете? — стараясь обращаться ко мне уважительно, он намекал, что хотел бы того же по отношению к себе.
— Танака? Ты, японец, говорящий по-русски, офицер, и не читал роман «Порт-Артур»? — искренне удивился я.
— Первый раз слышу, — пробурчал самурай.
— Ну ты даешь! Да служи я в вашей армии, затер бы до дыр и надулся бы как дирижабль от гордости!
— Я много русских книг прочел, но о такой слышу впервые! — повысив голос, повторил пленный. Тут уж я прикусил губу, подумав, что Степанов мог свой роман на текущий момент и не написать.
— Интересный?
— Да, — ответил я коротко.
— Про осаду?
— Да.
— А Танака?
— Был там один ваш разведчик, — кивнув нехотя, спросил уже сам. — Ведь ты тоже из этого племени?
Японец промолчал. Молчи-молчи, мне даже кивать не надо.
— И в разведке, стало быть, здесь? — решил я поднажать.
В ответ тишина.
— Смотри, соленого мяса ты уже налопался, будешь артачиться — воды не дам.
— Да, в разведке, — отозвался самурай, не понаслышке знакомый с муками жажды.
— Ладно, воду заслужил. Смотри, я бутылку на шнурке подвешу, в любой момент сможешь наклонить и пару глотков сделать. Но учти, это тебе на целый день. И есть мы только вечером будем.
Убедившись, что пленный в состоянии сам о себе позаботиться, я не стал больше к нему приставать. Все равно, если там, откуда он пришел, есть пулемет, то днем соваться нельзя. Светлое время я решил потратить с толком, занявшись доставшимся мне хозяйством. В первую очередь, я выполнил свое обещание и выкопал выгребную яму. Нагадить он много не успеет, пока отсюда не уйдем, а чтобы не воняло, землей присыпать буду.
Теперь на очереди были мертвые. Чтобы выкопать им могилу, такую же как вчера, я потратил большую часть дня, хоть и укладывал в нее японцев в два слоя, точно так же прикрыв дюралем и оставив табличку. Этак я аэроплан совсем раздену. Оставшиеся светлые часы я убил на «инвентаризацию» своих богатств. Медицинский груз состоял, по большей части, из белья и перевязочного материала, но было там два ящика с препаратами и два заполненных льдом бачка-термоса со склянками внутри, на ярлыках которых значилось: «мазь от ожогов». Сейчас лед уже растаял и, перераспределив содержимое бачков, я получил литров шесть воды, которую можно было пить. Но главные запасы жизненно необходимой жидкости я обнаружил в «заначке» техника в двадцатилитровой фляге в отсеке ВСУ, в самом хвосте самолета. В той же кладовке нашлась и вместительная банка с моторным маслом, которое, смешав с 98-процентным медицинским спиртом и остатками керосина из баков, разлил по четырем склянкам из под раствора морфина, изобразив импровизированные «коктейли Молотова». Что ждет меня впереди, я не знал и подумал, что хоть какое-то противотанковое оружие все же лучше, чем ничего.