Вернувшись на корабль, Фардер Корам заперся с Джоном Фаа в кают-компании. Туда же пришли и главы шести цаганских кланов. Лира прошмыгнула в свою каюту и раскрыла заветную сумочку с веритометром. Не прошло и пяти минут, как она уже знала, где жители Тролльзунда прячут панцирь Йорека Бьернисона и почему они ни за что не отдадут его добровольно.
Может, пойти в кают-компанию и все рассказать? Нет, лучше подождем. Пусть сами спросят, если захотят. Вдруг они и так догадались?
Девочка легла на койку и задумалась. Перед ее глазами все стоял могучий медведь. И зачем он только глушит себя этим отвратительным спиртом? Как же ему бесконечно одиноко на ледяном грязном пустыре! Нет, все-таки хорошо быть человеком. Всегда рядом твой альм, всегда есть с кем поговорить.
На корабле было непривычно тихо: ни скрипа мачт, ни металлического скрежета, ни рокота двигателей, ни плеска воды за бортом.
Веки Лиры мало-помалу тяжелели, и вскоре она уже крепко спала, а Пантелеймон свернулся калачиком рядом с ней на подушке.
Девочке снился томящийся в плену лорд Азриел. Внезапно, безо всякой видимой причины она открыла глаза и рывком села на койке. Интересно, который час? Каюту заливал странный призрачный свет. Может, луна взошла? А вот и ее меховые обновки. Стоило Лире их увидеть, как ее охватило нетерпеливое желание немедленно надеть все это на себя.
Закутавшись до самого кончика носа, девочка поняла, что долго в каюте ей не просидеть. Надо было идти на палубу. Она быстро прошла по коридору, поднялась по ступенькам наверх и застыла. В небе творилось что-то невообразимое. Сперва Лире показалось, что это облака, что они дышат, волнуются… Но Пантелеймон восторженно прошептал:
— Аврора!
Лира стояла, точно громом пораженная, вцепившись руками в металлический поручень, чтобы не упасть.
Суровое небо Севера преобразилось, и зрелище это проникало ей в самую душу. Казалось, будто с немыслимых горних высей ниспадал на землю тончайший прозрачный занавес. Бледно-зеленые и жемчужно-розовые тона постепенно сгущались, превращаясь в пурпурно-алые сполохи, и уже не безмятежное небесное сияние, а адово пламя дышало в них. Они вздымались и опадали, словно двигаясь в диковинном танце.
Лире казалось, что она слышит их шелковистый шелест. Но, странное дело, за зыбкой эфемерной призрачностью девочка ощущала ту же могучую силу, которая исходила от панцирного медведя.
Зрелище, представшее ее взору, было не просто прекрасно, но рождало в душе священный трепет. Сердце Лиры учащенно билось, на глаза наворачивались слезы, и в каждой слезинке лучи света дробились, преломлялись в мириады пляшущих радуг. Девочка чувствовала, как все ее естество охватывает тот блаженный покой, который открывает ей знаки веритометра. Может быть, Аврору в небе зажигает та же сила, что движет стрелкой веритометра? Мысль эта свободно скользнула в Лирином сознании и уплыла куда-то. Потом она вернется, но это будет еще очень нескоро.