— Вася Соболев колхозный сторож. Сторожу по ночам нашу местную свиноферму, — ответил он.
— Вы из Союза? — спросила она.
— Какого союза? Советского что ли? — его взгляд сосредоточился на Катерине.
Я подтянул к себе стул и сел, оставляя инициативу девушке.
— Да. Вы из Советского союза?
— Так нет Союза. Развалили эти пи… — он хотел выругаться, но видя, как я качаю головой, передумал. — Развалили эти твари союз. Все эти черти. Обещали, что лучше будет, а теперь колхоз едва липит, зарплаты не платят, да и работать негде, — он с досадой махнул рукой.
— В каком году это было? — уточнила любопытная Катерина.
— Да в 91, — скривился Василий.
— А какой сейчас год? — продолжила спрашивать она.
— Вы чего? — его удивлению не было предела.
— В нашем мире такого не было, Вася, — вздохнул я. — У нас был целый ряд реформ, благодаря которым в 88 году Советский союз был реорганизован. Железные шторы приоткрыли. К нам потекло многое с запада, а многое от нас пошло к ним. Наш Союз существует до сих пор, — я закончил.
— Етить через коромысло. А у нас Борька президентом.
— Кто? — спросила Катерина.
— Борис Николаевич Ельцин президентом у нас.
— Так какой у вас год? — вернулась она к прежнему вопросу.
— 96, — Василий сглотнул. — У меня дочке 12 лет. Мне надо к ней, — он, было, дернулся вскочить, но я положил ему руку на плечо.
— Она была с тобой на свиноферме? — спросил я.
— Нет. Они ушли от меня. В город уехали. У Машки теперь мужик городской. С бабками, — замотал он головой.
— Машка это жена? — уточнил я.
— Бывшая, — поправил он.
— Нет тут их. Сюда перенесся только твой свинарник да ты, — успокоил его, как мог, хотя полной уверенности в собственных словах не было.
— Ну, слава Богу, — он перекрестился и потянулся к бутылке. — Можно?
— Только не наклюкайся, — разрешил я.
— Бутылки маловато, — Василий приложился и выпил еще треть. Скривился, занюхал и заговорил. — Так вот моя дочка Сашка сказала, что хочет проституткой стать. Зачем, говорит, работать и ничего не получать. Проституткам–то платят. А пацаны в бандиты все мечтают податься. У них бабки водятся и у них жизнь красивая, — Вася смолк, прикрыл глаза, — Что–то мысли путаются. Плохо мне.
— Вот этого хлебни, — протянул ему флягу с живцом.
Сторож отпил из фляжки. Скривил лицо. Поднес горлышко фляжки к носу и принюхался. Скривился еще сильнее. Даже зажмурился. Правда, по поводу вкусовых качеств нашего лекарства ничего не сказал.
— Спасибо, — сторож вернул мне фляжку. — Вы про год спрашивали. А у вас тут, какой сейчас?
Мы, не ожидавшие такого вопроса, замерли.