Разбитые губы, с засохшей на них кровью, дрогнули. Мужчина закрыл глаза. Он оставался без движения до тех пор, пока его вновь не охватил призрачный ореол, обращая ардовским прислужником. Да, это то, кто он есть теперь. То, что он есть. Он — умай. Неупокоенная душа. Он мёртв. Давно мёртв, хоть боль и не ушла никуда. И он должен сдержаться. Как бы невыносимо не было...
В огромной аудитории было как всегда шумно. Всех ухинов-первокурсников собрали вместе, по первой поре объединяя некоторые занятия, включая и рунологию. Половина помещения оставалась полностью свободной, каменной, лишённой окон. Те были лишь во второй части аудитории. Выполненная из тёмного дерева кафедра находилась там же, а перед нею располагался длинный стол — полукругом. За ним и сидели одним рядом студенты, внимая тихому голосу каэля Торина Морруса. Пожилой тучный мужчина двигался неспешно, прохаживаясь перед первокурсниками. Голос ещё ни разу не повысил, но отчего-то вызывал желание слушать молча, не мешая болтовнёй.
По правую руку от Ванды сел Шагрим, подмигнув, когда глянула на него. Слева устроился Нейл Димер, силясь сосредоточиться на сказанном преподавателем и время от времени зевая в кулак. Ванда сложила руки на груди, ощущая спрятанные под курткой наручи, таким образом чувствуя поддержку Лейтона.
— Каждый может написать руны. Даже простой деревенский мальчишка, — неспешно продолжал говорить Моррус.
Иногда его голос прерывался раскатами грома, а седина казалась более яркой в свете зачарованных огней и сверкавших молний.
— Каждый из вас научился писать их ещё в раннем детстве. Но заставить знаки служить, ожить, откликнуться — это уже другое дело. Для этого требуется сила, сокрытая в каждом из вас. И я сейчас говорю не только о магии, что течёт в крови воспитанников Арда. Руна — как зверь. Она чует своего хозяина. Либо вы повелеваете ею, либо сгодитесь лишь на то, чтоб выводить каракули в тетрадях. Твёрдость духа, — Торин ткнул в их сторону толстым пальцем. — Твёрдость духа, господа студенты! И высшая ответственность за каждого «зверя», выпущенного вами в свет.
Как обычно, немного пофилософствовав, толстяк Моррус приближался к тёмной стене, и творил свою магию. Будучи «земляным», он проговаривал заклинание, неспешно проводя рукой, открытой ладонью к стене, и оживлял её. Точнее оживали практически идеальной круглой формы камешки, которые до этого обрамляли стену своеобразным контуром. Приходя в движение, они собирались причудливыми узорами, повинуясь силе мага. Очередной огромный рунный знак возникал перед студентами, чётко очерченный благодаря бледно осветившимся камням.