Твоё имя. (Синкай) - страница 26

Я вылезаю из-под одеяла, сажусь на футоне.

Пижама Мицухи неожиданно тесновата. Раньше она носила просторную ночнушку без лифчика, но в это утро оказалась в сорочке, застёгнутой на пуговицы, и длинных штанах. Когда и где придётся в следующий раз проснуться — одному богу известно, вот и подстраховалась, переодевшись. Это-то понятно, да только...

Перестаю мять себе грудь. Сегодня уже нет чувства, будто это тело чужое, всё кажется вполне естественным. И всё же, и всё же...

Останавливаю ладони, шепчу еле слышно:

— Она бы, наверное, обиделась?

Бабах! Отодвигается ширма.

— Сестричка, я смотрю, ты и впрямь обожаешь свои сиськи! — сказав только это, малявка задвигает ширму, я провожаю её глазами.

А ведь и правда неплохо, когда чуток выпирают под одеждой...

— Бабуля! — ноет Ёцуха. — Ну почему наш синтай[25] расположен так далеко?

Идущая впереди нас Бабуля отвечает не оборачиваясь:

— Из-за этого Маюгоро — даже я не знаю.

Маюгоро?

— А кто это? — шепчу я украдкой Ёцухе.

— Да ты чего? — удивляется она. — Это ж наша знаменитость!

Знаменитость? Никогда не понимал взаимоотношений людей в захолустье.

И вот так мы идём, три женщины семьи Миямидзу — я, Бабуля и Ёцуха, — уже почти целый час по горной дороге. Как бы там ни было, если верить Бабуле, сегодня день подношений к телу нашего храма. И мне становится реально интересно то, что мы живём в каком-то мире из древних преданий.

Укрывающие нас от солнца клёны такие алые, будто их специально так раскрасили. Воздух сух, ласковый ветерок несёт опадающие листья. Октябрь... В этом городе уже глубокая осень.

«Сколько же лет Бабуле?» — думаю я, упираясь взглядом в её маленькую спину. По этой горной тропинке она идёт в своём кимоно на удивление бодро, хотя и горбясь, подгибая колени и опираясь на трость. Для меня, никогда не жившего со стариками, ни её возраст, ни физическое состояние не поддаются пониманию.

— Эй, Бабуля!

Я обгоняю её, падаю перед ней на колени и подставляю спину. Эта маленькая старушка растит Мицуху с сестрой и всегда готовит им вкуснейшие бэнто.

— Забирайся! Если не против...

— Да что ты! Правда, можно?

Бабулино лицо сияет, когда она забирается ко мне на спину. И я вдруг слышу запах, который, как мне кажется, уже когда-то чувствовал в чьём-то доме. На секунду меня посещает странное дежавю.

— Бабуля, ты такая лёг...

Не успеваю это сказать, как колени подгибаются. «Ну что ж ты, сестрёнка!» — ругается Ёцуха, поддерживая меня. Если подумать, сама Ёцуха тоже ужасно худенькая, лёгкая и хрупкая. Как она вообще живёт такая на свете — не очень понятно.