Он говорит с таким пафосом, словно большой политик по телевизору, и я отчётливо понимаю, что его речь совсем не подходит велосипедной парковке, окружённой огородами. Я замечаю, что люди вокруг него шепчутся и машут рукой: да ладно, мол, всё равно переизберётся, он же тёртый калач! И мне становится ещё паршивее.
— Эй! Миямидзу!
— Доброе утро...
Час от часу не легче. Меня окликает чёртова троица одноклассников. В старших классах тоже есть своя иерархия. Эти трое принадлежат к той категории «ярких личностей», которым сам бог велел говорить какие-нибудь гадости таким замухрышкам, как я.
— Мэр города и его верная правая рука! — говорит одна из них и демонстративно поворачивается к продолжающему свою речь моему отцу.
Я снова оглядываюсь — и вижу, что рядом с ним стоит широко улыбающийся отец Тэсси. Он одет в спецовку своей строительной фирмы, на его рукаве — повязка с надписью: «Группа поддержки Тосики Миямидзу». Убедившись, что мы с Тэсси оба смотрим туда, девица добавила:
— С их детишками уж точно лучше не водиться. Они же всегда делают только то, что им говорят папа с мамой, верно же?
Идиотка. Я прибавляю шагу и оставляю их позади.
Лицо Тэсси тоже непроницаемо, и только Саечка выглядит встревоженной.
— Мицуха! — доносится вдруг до меня.
У меня перехватывает дыхание. Невероятно. Отец прервал свою речь, опустил микрофон и окликает меня по имени. Кое-кто из толпы тоже оборачивается в мою сторону.
— Мицуха! Всегда ходи с гордо поднятой головой!
Я заливаюсь краской. Это так нелепо, что мне хочется разреветься. С трудом заставляя себя не бежать, я ухожу прочь широкими шагами. «Своей родне поблажек не даёт!» — «Настоящий мэр, что тут скажешь!» — слышатся голоса из толпы. «Ах, бедняжка!» — «Как мне её жалко!» — хихикают за спиной одноклассники...
Хуже быть уже не может.
Музыка, звучавшая в моей голове до сих пор, вдруг смолкает. И я вспоминаю, что без музыки этот городок — самое тоскливое место.
Цок, цок, цок, — постукивает мел по доске, выводя что-то вроде стихотворения.
Кто бы ты ни был в час суморо́чный,
Между мной и тобой —
Только долгий сентябрь
Да тропинка росы,
На которой я тебя жду.
— Суморочный — кто знает, что это такое? — спрашивает молоденькая учительница, госпожа Юки, и снова пишет, уже большими буквами: СУМОРО́ЧЬЕ.
— Это слово употреблялось в древности. Оно означало время вечерних сумерек, когда уже не день, но ещё не ночь. Время, когда человеческие силуэты размыты и трудно понять, кто есть кто. Когда вместо людей могут появиться совсем не люди, а духи или призраки умерших. Поэтому иногда его ещё называют «время демонов». Но название «суморочье» гораздо древнее.