Это обнадёживает. Я сглатываю, киваю и продолжаю мазать. Мне жалко Ландара, но он молодец, не издаёт ни звука, только сжимает и разжимает кулаки да бросает на ведьму испепеляющие взгляды.
Она топчется поодаль, что-то чертит на траве, фыркая себе под нос.
И я просто кожей ощущаю, что впереди, как только Ландар поправится, нас ждёт серьёзный семейный разговор. По душам. Втроём.
Но не время для задушевных бесед. Пока я вожусь с Ландаром, ведьма начинает творить магию. Знаки, которые она вывела на траве, загораются синим, чёрным, красным; поднимаются, кружатся, заверчиваются в спираль и, наконец, падают к её ногам толстенными пиявками. Она наклоняется к ним, нежно воркует, я же наоборот морщусь, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
Однако она любовно собирает их в ладони и подходит к Ландару.
— Сейчас пиявочек поставим, они-то всю черноту высосут. До капельки. Не чернинки не оставят!
Успеваю вскочить и стать между ней и мужем.
— Не позволю! Ты не посадишь эту гадость на моего Ландара!
Но он вмешивается вновь, говорит строго, резко:
— Не надо, Илона. Пусть. Кровь мракиса… так лучше…
Ну ладно, если ты у нас сегодня мазохист, пожалуйста, я не возражаю.
Пиявок ведьма мне, к счастью, не доверяет, ставит сама. Я стараюсь не смотреть. Ландар стискивает зубы, шипит и сжимает мою руку так, что мне кажется — вот-вот превратит ее в месиво.
Пиявки набухают до колоссальных размеров. Чудится, будто они вытянули из моего благоверного всю кровь.
Но ведьме смерть Ландара не нужна — они всё-таки родня. Поэтому она бережно снимает пиявок и спускает их в фиолетово-чёрную воронку всё из тех же символов.
А потом бесцеремонно пинает Ландара в бок:
— Эй, вставай, разлегся! Дела есть!
Ландар криво ухмыляется, хотя сам ещё бледный, со слипшимися от пота волосами и залёгшими кругами у глаз.
— Руку дай, самому не встать.
Ведьма протягивает ему свою когтистую ладонь, Ландар цепляется и поднимаемся так пружинисто и легко, будто это не он недавно валялся тут располосованный и еле тянул голос.
Не успеваю я и глазом моргнуть, как ведьма оказывается впечатанной в дерево, хрипит и извивается, а Ландар крепко держит её за горло.
— Говори, тварь, — грозно басит он, нависая над ведьмой, — как ты посмела заманить мою жену на поляну с кровавыми ягодами? Как посмела наслать мракиса?
Ведьма пытается ослабить захват, сучит ногами и даже пробует укусить.
Ландар основательно встряхивает её:
— Отвечай, мерзавка!
— Должок! Ты забыл о долге! Вот я и решила напомнить.
— Твой должок — чушь, — рычит Ландар, — и предрассудки.
— Кому предрассудки, — юлит ведьма, — а у кого личная жизнь зависит, так сказать.