Ландар подаёт мне руку, и я хватаюсь за неё, как за соломинку.
Сначала бесконечные анфилады комнат, потом лестницы-лестницы-лестницы, затем лабиринты коридоров.
Помню, как потерялась здесь на второй день после новоселья. То-то страху натерпелась, бегая по ним.
Вот и сейчас прижимаюсь к Ландару, боюсь выпустить его руку, чтобы вновь не остаться одной в гибельной западне.
Ландар, когда нашёл меня и нёс назад на руках, подтвердил мои догадки:
— Так строили специально, чтобы враги, проникнув во дворец, не смогли добраться до королевской семьи. Только король и его близкие знали все ходы и выходы.
Ландар знал, этого мне было достаточно. Я не хотела узнавать.
За очередным поворотом — тьма. Кажется, ступишь и ухнешь в бездну. Крепче хватаюсь за руку мужа, чувствую, как сердце колотиться в горле.
— Не бойся, мышонок, — нежно говорит Ландар, обнимая меня за талию и снимая факел со стены, — даже если там прячется сама Чёрная Злоба, тебе ничего не грозит.
Я верю ему и ступаю за ним.
Но холодок всё-таки пробегает по спине, ведь, кажется, что мы одни в бесконечной пустоте, и только крохотный островок света — наше единственное спасение.
Не знаю, сколько мы так идём, пока не упираемся в препятствие.
Ландар что-то нашаривает на стене, раздаётся щелчок, и меня слепит ярким светом.
— Смотри, ведь ради этого мы сюда пришли.
И я смотрю.
Это похоже на пирамиду, в которую вписано колесо звёздных врат.
Зала вокруг — роскошна: мрамор, позолота, драгоценные камни. Вдоль стен — колонна золотых статуй с копьями наперевес.
— Хранители, — поясняет Ландар, подаёт мне руку и помогает преодолеть крутой порожек.
И вот мы уже рядом.
Пирамида сделана из каких-то кристаллов и вся сияет. Осторожно трогаю гладкую поверхность, а под моей рукой — вибрация. И постепенно проступают письмена — витиеватые неизвестные мне буквы. Они горят, кажется, тронь — обожгут. Оборачиваюсь и вижу отблески пламени в глазах Ландара.
Тишина вокруг звенит и давит, и я решаюсь нарушить её.
— Что здесь написано?
Ландара словно заколдовали, превратили в бестелесную куклу. Он стоит и смотрит перед собой совершенно стеклянным взглядом. Отвечает тоже на автомате, будто транслируя запись:
— Война вашему дому…
Произносит, и оглушает меня страшным словом.
Всё кружится, плывёт, я вижу поле, усеянное трупами — женщины, дети, старики. Они умерли с улыбкой на устах, даже после смерти простирают руки к стоящей на холме женщине в алом платье. На серебряных волосах красавицы — россыпь красных капель… Будто кто-то плеснул краской на иней…
Над побоищем кружат сороки, гладящие наперебой: