— Дина, Плоский блефовал. Он не посмел бы прикоснуться к тебе, он знает, что я его живым на куски порежу. Я сразу сказал им, что ты — моя, и если увижу возле тебя кого-то, им конец.
— Я не твоя, Максим, — она замотала головой и посмотрела на Домина совершенно мутным взглядом, — зачем ты придумываешь? Мы же не договорились…
— Моя, — сказал Домин, наклонившись прямо к ее лицу. В ее глазах он увидел отражение собственных, полыхающих как факелы. — Я всегда получаю то, что хочу.
Он обхватил руками лицо Дины и впился в нее поцелуем, граничащим с безумием, понимая, что никакая сила теперь не сможет заставить его остановиться. Клокочущая ярость, безудержное желание, поглощающее чувство вины — все связалось в пульсирующий узел, грозящий разорвать его изнутри.
Где-то на задворках сознания трепыхались остатки разума, призывающие, кричащие, уговаривающие. Что-то говорила Дина, пытаясь не дать рухнуть последним преградам. Но он решительно захлопнул задвижки, ведущие к разуму, и тьма поглотила его волю, полностью подчиняя своим инстинктам.
Сознание уплывало куда-то и снова возвращалось, уплывало и возвращалось.
«Может, я умерла?» Динка делала над собой усилие, пытаясь поймать его за краешек, но ничего не получалось. Она видела себя как будто со стороны, не так, как описывают покинутые тела парящие над ними души, а просто с другого ракурса, как сторонний наблюдатель. Мир вокруг был странно-вертикальным, будто ее выдернули из реальности, а он так и застыл под неправильным углом.
«Точно, умерла». А Домин что, слепой? Или он вообще ничего не видит и не слышит? То-то его ждет досадное разочарование. Надо же, как неудобно перед парнем, впрочем, у них сегодня у обоих на редкость поганый день.
Ее качало на невидимых волнах, было легко, хотелось смеяться и качаться еще. А потом левый бок обожгла пронизывающая острая боль, Дина взвилась, вцепилась ногтями в чье-то плечо, и столкнула то, что давило на бок.
— Мне больно, — прошипела она, снова складываясь от боли.
— Что с тобой? — она услышала рваное дыхание возле шеи, а потом ее дернули, мир качнулся и из вертикального приобрел нормальное трехмерное изображение. Боль снова прошила насквозь изнутри, и она снова вскрикнула.
— У тебя ребро сломано, — Дина почувствовала руки, ощупывающие бок, и запоздало подумала, что только что ничего не чувствовала вообще. Кажется, она была в отключке. — Нужно перетянуть. Ложись, я сейчас вернусь.
Стало тепло, он укутал ее халатом. «Спасибо, добрый самаритянин…»
— Ты что, сломал мне ребро? — боль утихла, если затаиться и не делать резких движений, то не так больно.