Он вытащил из кармана болин, серп друидов. Белая рукоять ритуального ножа удобно ложилась в его ладонь, а изогнутый, как у серпа, клинок был острым как бритва. Он опустился рядом с ней, бетонный пол впился в колени. Он повернул ее ладонь, провел ножом по ее нежной коже и опустил указательный палец в кровь, выступившую из мелкого пореза. Подняв ладонь ко лбу, он нарисовал линии креста Бригиты на плоти.
Может, часть ее силы поможет ему продержаться до солнцестояния. И тогда жертва станет его спасением.
* * *
Джон поднял голову с матраса и прислушался. Стук и едва различимое бормотание голосов доносилось из трубопровода.
Мужчина вернулся. Ужас сдавил сердце Джона как питон. Он посмотрел на открытую картонную коробку у двери. Обычные бутылки воды и батончики вместо еды все еще лежали внутри после утреннего визита. Если уже не наступил следующий день.
Он был в отключке целый день? Или произошел новый неожиданный визит? Сильная доза какого-то транквилизатора мешала считать дни, но перемена в распорядке дня могла означать, что конец близко. Несмотря на обещания мужчины, Джон знал: его ждет смерть.
Он поежился, хотя в комнате на третьем этаже было не так холодно, как в темном подвале, где он сидел первые несколько недель. Его тяжелый шерстяной свитер и джинсы были грязными, но теплыми. Из системы отопления порой вырывался теплый воздух. Но его сапоги забрали, так что ноги все время мерзли.
Джон со стоном перевернулся на бок, сполз с матраса на четвереньки. Цепь, что приковывала его лодыжку к железной кровати, звякнула об пол. Руки и ноги дрожали, ослабев из-за бездействия. От столкновения с деревом усилилась боль в суставах, лишенных воды. Ослабевшие мышцы протестовали и грозили уронить его на пол. Снова.
Набравшись энергии из страха, Джон подполз к окну. Цепь натянулась, не дав ему добраться до стены. Джон вытянул руку, пальцы сжали штору, и он смог подняться на колени. Он прикрыл глаз и заглянул в брешь шириной в сантиметр между шторой и куском фанеры, прибитым к раме.
Белые снежинки лениво кружили за окном. Пасмурное небо не давало определить время дня.
Грохот дерева по дереву парализовал его. Он хорошо знал этот звук, так открывалась дверь подвала. Он не мог подавить дрожь, что охватила его, как собаки Павлова не могли остановить слюноотделение.
Паника лишала его остатков разума. Он вспомнил жуткие символы, нарисованные в подвале.
Дверь снова загремела. Джон напрягся. Он вспомнил пронзающий голод и удары в первые дни. Дни, когда он цеплялся за жизнь обеими руками. Теперь он почти жалел, что так делал. Быстрая смерть была лучше медленной, которую он испытывал сейчас. Но тогда он этого не знал. Даже если бы и знал, вряд ли принял бы другое решение.