Единственное ограничение, в случае если сны приходят дома — старинный забор вокруг всего участка. Высоченный, из витых чугунных прутьев, в замысловатых узорах и с сетью заговоров, тянущийся к самым первым Гуммелям. Местами заросший дикой лозой и разлапистыми розами — алыми и белыми. В бабушкином вкусе.
Но когда Эля вне дома, в лесу, в городе, в горах, неважно где, — лишь собственные ноги и силы определят границы сна-яви. Поэтому правильная и предусмотрительная Эля предпочитает свою постель всем остальным. В случае же, если по-другому не получается, то и вовсе не спит. Домоседка, она даже столичный университет умудрилась закончить, находясь почти безвылазно в Хексендорфе.
У каждой в их роду свое проклятие. Ой, извините, — дар. Он, и только он, определяет характер, жизнь, судьбу. Обнако тот, кто хочет, всегда сделает больше того, кто может. И хотя, в конечном счете, все усилия окажутся равны, тщетны, и суета сует, и след на мокром песке дожидается своей волны… Но разве не в этом смысл?
Сестры упрямо, с неугасающим запалом, продолжали отвоевывать право поступать так, как хочется им самим, а не как диктует сила или ковен. Ведь правда, что ведьмы злые. Недаром их в минувшие века предавали огню. Помимо ковена и у простых смертных имелось, что предъявить своевольным бесовкам.
Очень и очень не в настроении сейчас Санни. Губы недовольно сжаты, — не надуты, нет! — но все равно получился бантик, светлые брови нахмурены, голубые глаза печальны, а въющиеся локоны переливаются в лучах солнца. Злая, злая ведьма. Только почему-то никто не верил. Ее звали Солнышком.
Погруженная в мрачные размышления, оделась в "выходную" одежду. Сверху мотоциклетная куртка, защита, черный шлем подмышку. В прихожей прихватила перчатки и громоздкий старый мобильный телефон.
На пороге Санни остановил голос сестры:
— Будь осторожна в городе.
— Как всегда.
— Больше, чем всегда.
Тихий щелчок захлопнувшейся двери можно принять за согласие, при желании, даже за обещание.
*
Эля никогда не ругала, не упрекала и не напоминала об ошибках. Ее методы воспитания другие — тихое "пожалуйста" и самоотверженная забота, молчаливая поддержка, которые вызывали гораздо больше угрызений совести, нежели самый грозный крик или утверждения типа "Я же тебе говорила!".
Санни остановилась на крыльце, глубоко вдыхая прохладный утренний воздух и успокаиваясь. Так долго гонимые тревоги с новой силой заполнили сознание. Она не подведет семью, им не придется расхлебывать в очередной раз ее проблемы, последствия глупости и доверчивости. О нет, Санни получила урок и сделала правильные выводы, больше из-за нее никто не пострадает.