— Я не ищу себе женщину, я ищу девочкам мать, — взгляд Игоря медленно скользил по Маше от лица вниз и обратно, не задерживаясь ни на чём. — Я бы смог жить с тобой, быть верным, приходить вовремя домой, ездить с тобой в отпуск… Ты ведь не можешь по-другому. Я бы смог, — взгляд наконец остановился на Машином лице, усталый и какой-то отрешённый.
Вот так вот. Принц. Конь. Сундуки с золотом.
Никогда ещё Маша не чувствовала себя настолько разбитой и униженной, чем сейчас. Когда её вышвырнули на улицу, как бесхозного котёнка, после нескольких лет жизни, и когда она раздвинула ноги перед красавчиком-тренером лишь потому, что он сказал «хочешь», воспользовавшись ею, как одноразовым стаканчиком, даже без особого удовольствия с его стороны, она не ощущала себя настолько ущербной.
Он бы смог жить с ней… Смог… Ему нужна мать для девочек, ему не нужна женщина, но он бы смог.
В парадной Маша судорожно схватила телефон, ей было необходимо сохранить остатки гордости, будто она у неё ещё оставалась. Она ткнула в онлайн-приложение сбербанка и перевела Игорю деньги за свои очки, копейка в копейку, почувствовав при этом иррациональное облегчение. Лифт не работал, пришлось поднимать по лестнице, волоча за собой как никогда тяжёлый рюкзак, вспоминая, что тяжести ей поднимать нельзя. Не дойдя до своего четвёртого этажа, она получила деньги обратно, с припиской: «Сделаешь так ещё раз — я сделаю всё для твоей дисквалификации. Всё».
На негнущихся ногах Маша поднялась домой, открыла комнату и упала на диван. Стало холодно даже в уютном большом свитере, она носила кинг-сайз, потому что часто мёрзла, ей казалось — так теплее.
Говорят, женщины боятся встретить старость, живя в квартире с тремя кошками. Глупость! Женщины боятся встретить старость, не имея хотя бы комнаты и возможности видеть сраных кошек.
Оленька начинала наседать, да так активно, что Сергей с трудом сдерживался, чтобы не отправить её в пешее эротическое путешествие. Он, чёрт возьми, ничего не обещал, более того, вёл себя как потребитель, а женщина прямо воспылала страстью… Страстью поставить штамп в паспорте.
Тот факт, что у объекта вожделения в паспорте всё ещё красовалась отметка о браке с Маргаритой, ничуть Оленьку не смущал. Она безапелляционно давила на то, что нужно съезжаться, естественно, в её квартире, и начинать ведение совместного хозяйства. В общем-то, Серёга прекрасно понимал Оленьку, однако, стремления съезжаться от этого напора не прибавлялось, в геометрической прогрессии росло только желание отделаться от женщины, она же делала вид, что намёков не понимает, и следов пребывания других баб в Серёгиной квартире в упор не замечала. Последнее, к слову, бесило сильнее, чем липкий, навязчивый напор.