Комната покрыта таинственным мраком. Весь окружающий мир как бы не в фокусе. За окном взрывают петарды и кричат "ура". Дураки, зачем они это делают? Тусовка тем временем плавно перетекает на лестничную клетку. Я же могу лишь периодически вылезать из квартиры и совершенно особенным эфемерным неземным голосом вопрошать "Чо за хуйня?" В конце концов даже это интересное занятие мне надоедает, и я просто лежу на диване, рублюсь, отъезжаю, лёгким пёрышком плавно покачиваясь где-то на зыбкой грани сна и бодрствования. Не могу даже с уверенностью сказать, сплю я или нет. Героин даёт человеку сон в самом лучшем понимании этого слова - сон в виде сладкого ласкового полузабытья, утренней беззаботной постельной неги, когда словно невесомая и почти незримая вуаль по-детски безмятежной дрёмы окутывает всё сущее и нет в мире ничего кроме покрова этой волшебной вуали.
Первое утро года завесило прямоугольник окна светло-сиреневым, каким-то особенно свежим очищающим морозным светом. Меня уже отпустило. Кроме лёгкой сонливости, вполне естественной в такое время суток, никаких некайфов не ощущаю. Не то что от винта. Впрочем, о чём это я? Медленный тоже не подарок - он тоже умеет брать с должника своё. Бреду домой спать. Надо же, а это ведь первый мой такой Новый год. Первая новогодняя ночь, которую я отмечал таким образом. Первый наркоНовыйгод. Последний ли?
Вечером я сбегал в аптеку, потом зашёл к Олегу и проставил себе остатки белого.
Хуйня эта ваша заливная рыба. Ваш медленный меня не лечит.
"Never again" is what you swore
The time before.
Depeche Mode.
Cтранно - опять не хватило воли...
Земфира.
Винтовых на самом-то деле немного. Уж не знаю, меньше или больше их теперь, чем было пять или десять лет назад, но, несомненно, их на порядок меньше, чем наркоманов опийного ряда. Однако же тот, кто хоть раз в своей жизни винтился, никогда не забудет винт. Вернее, это винт никогда не забудет про него, и будет настойчиво возвращать к себе снова и снова. Щеголеватые дети-мажоры богатых родителей и нищие отпрыски алкоголиков, артистическая богема и хуеголовые жлобы, книжные домашние мальчики и разбитные уркаганы, девочки-из-приличных-семей и подзаборные шалавы, сопливые юнцы и пожилые дяди, люди всех сословий, всех мастей, всех полов и возрастов, словно полчища крыс в небезызвестной сказочке, заворожённые чарующей мелодией беззаветного выдоха-стона "прихоооооооооод!..", семеня на задних лапках, возвращаются к нему. Возвращаются через пару дней, через месяц, через год, через два, через пять лет. Возвращаются через годы и расстоянья, через больничные палаты, тюремные камеры, армейские казармы, через всё, что только приключается с человеком на свете. За исключением, разве что, смерти. А может быть, на том свете тоже торчат?..