Я выработал особую схему общения с классиком посредством карандаша. Она заключается в системе разнообразных подчеркиваний текста. Например: одна прямая черта - "интересная мысль, в целом согласен", двойная прямая черта - "отлично сказано! полностью разделяю это мнение", волнистая линия - "очень спорное суждение, я не во всём согласен", вертикальная черта на полях - "совершенно не могу с этим согласиться", вертикальная черта на полях со знаком вопроса - "не могу въехать в смысл этой фразы".
Очень скоро я начинаю замечать, что Ницше отвечает мне! Мои подчёркивания как будто способны влиять на дальнейший текст. Все мои вопросы и возражения, появившиеся в ходе прочтения текста, почти немедленно находят своё разрешение далее по ходу повествования. Я прихожу к выводу, что чем больше я подчеркну тем или иным образом измышлений автора, тем более ясную и полную интерпретацию написанного я получу от него на следующих страницах произведения, и мой карандаш шуршит до тех пор, пока на улице не становится совсем уж светло, а глаза не начинают мне отказывать. Только тогда я вынужден прекратить своё заочное общение с великим философом.
Злая судьба привела меня, Олега, А., Дэна и Серого в выкрашенный мёртво-зелёной казённой краской пыльный и унылый коридор наркодиспансера. Мы сидим на откидных стульчиках, обитых красным дерматином, вокруг нас слоняются клинические наркоманы. Каждый из нас дожидается своей очереди на приём к врачу. Я глубоко подавлен до степени какой-то душевной оглушенности и оцепенения. Мои дружки обсуждают друг с другом как надо вести себя у нарколога, что говорить, что не говорить и т.п., но я их совсем не слушаю. Я не слышу их советов и невесёлых шуточек, погружённый в тягостное осознание того, что, мол, "докатился... доторчался". Хочется просто провалиться сквозь землю.
И вот распахивается белая дверь кабинета и молоденькая медсестра холодным и бесстрастным голосом внезапно заговорившей рыбы произносит "следующий!", взглядом приглашая войти явно кого-то из нас пятерых. Олег поворачивается ко мне и говорит: "Паша, иди - твоя очередь". Денис разрождается каким-то формальным напутствием типа: "Не ссы, не робей давай, держись увереннее!" С тягостным вздохом я встаю и перешагиваю порог кабинета.
Интерьер ослепляет своей абсолютной белизной: белые стены, белый шкафчик, белый режущий глаза свет лампы, белый халат пожилой женщины-врача, что-то строчащей за столиком. Поднимает глаза. "Здравствуйте, присаживайтесь." Сажусь на стульчик в пол-оборота к ней. Оглянувшись назад, вижу вороватые ряшки приятелей, наблюдающих за происходящим в приоткрытую дверь.