Когда сердце бьётся привычным размеренным метрономом жизни, человек не замечает этого стука, но стоит ему замолчать - эта грозная гудящая в ушах тишина пронзает любого насквозь, эта вечная неодолимая и завораживающая тишина, всегда столь неожиданно врывающаяся в жизнь из-за неслышно приоткрывшейся двери туда...
Вместе с сердцем, застыло и время. Секунда за тысячу лет, и я успеваю подумать о многом и многое вспомнить. В голове бессмысленно крутится карусель матерных слов и устоявшихся идиоматических выражений - всех, какие я только знаю. Вместе с тем я вспоминаю утверждение о том, что якобы на страшном суде большую роль играют последние слова человека, сказанные им перед смертью - а у меня это будет мат... Перед глазами проплывает хаотическая нарезка образов из детства и неоконченной ещё юности. Или уже оконченной?...
У меня начинает темнеть в глазах, очертания Олега и Игоря, склонившихся надо мной с на удивление одинаковым выражением страха и интереса на лицах, начинают расплываться и тускнеть. Я с трудом выдавливаю из себя слова, торопясь их выговорить, охваченный паникой от осознания того, что они - слова эти - могут оказаться последними словами моей жизни:
- Бля... мне хуёво... пиздец... дышать не могу... я помираю...
А чем мне могут помочь эти крендели? Я и сам без понятия, чтобы я поделывал в таком случае. Врача? Да пока его чёрт принесёт, уже десять раз помрёшь. Можно, конечно, хотя бы изобразить деятельность по реанимации товарища: поплескать водой в табло, похлопать по щекам - так, для очистки совести. Олег же с Игорем реализуют это лишь на словесном уровне:
- Паша, бля, ты весь белый! И уже синеть начал. Ну не ссы - это отойдёт. Называется "весло" - когда хуёво приход пошёл. На-ка, попей водички!
- Я задыхаюсь....
- Слышь, Олег, а может ему вены порезать? Ну, чтоб лишняя кровь вышла, давление там типа упадёт - и нормально...
- Нет... нет... не надо... мне вроде уже получше...
На протяжении всего вышеописанного Инна, не проявляя признаков жизни и никак не реагируя на происходящее, продолжала лежать на приходе. Правильно. Так и надо.
Постепенно дыхание восстанавливается, а сердце начинает стучать в полном объёме, даже ещё и посильнее, чем обычно. Я даже успеваю застать остатки прихода, который и так был при мне, но отошёл поначалу на второй план из-за очевидных признаков моей скорой гибели. Я сижу на ступеньке, потный как мышь, в состоянии некоторого транса, полной оглушённости и потерянности. Только что я реально мог умереть. Умереть в двадцать с половиной лет от винта. Любой трезвый человек, читая эти строки, подумает: "ну после такого-то грех не завязать с этой гадостью". Да, у меня мелькнула в башке мысль: "а как же я буду втираться в следующий раз - я неизбежно буду стрематься повторения сегодняшнего весла". А потом сам же себе ответил: "да, буду стрематься, но всё равно ж ведь винтанусь, просто дозу отобрать надо будет поменьше - чтоб не так страшно, прогнать за два захода..."