Русь Заповедная (Миролюбов) - страница 5

Когда автору этой книги было лет семь, он бегал с деревенскими мальчишками. Довелось быть и на краю села, где стояли ветряные мельницы. На одной из них работал дед Крушан. Это был старый человек, но крепкий, как дубовое дерево, что кладут в угол дома. Во-лосы у него выглядывали из-под соломенной шляпы бело-желтоватой волной, такая же лежала на холщовой рубахе борода, а весёлое и розовое лицо еле-еле было тронуто морщинами. Лет ему было за восемьдесят, но сила не убывала, и все мешки он поднимал сам легко и не натуживаясь. Ел он хлеб, пил квас-«суровец» из сухого хлеба и воды и закусывал луком. Зубы у него были белые-пребелые, все по счёту! Никаких болезней он не знал и никогда ни на что не жаловался. Наоборот, он всегда шутил, был доволен и радовался дню, солнцу, небу. Ребят он любил, ласкал их и рассказывал им сказки. Иногда он угощал детей мёдом. Возле мельницы стояли ульи, десятка три, и мёду всегда было вдоволь.

Однажды мы пришли, а Крушан смотрит в небо, ходит вокруг мельницы и озабоченно шепчет что-то. На вопрос, как дела, ответил: «Ветра нету! Зерна много, а ветра, брат, и нет». Потом посмотрел на нас, подумал и сказал: «А медку хотите?» — «Ну, конечно, дедушка!» — «Так заработать надо. Потанцуйте да спойте “Стриба!”». Ребята сейчас же сошлись в кружок и заплясали, кружась и выкрикивая:

Сейчас же Крушан-Дед нам нарезал житных ломтей хлеба, принёс мёду, и мы за него принялись вовсю. Скоро он «отпустил» крыло на своей мельнице и оно легонько пошло. «Слава Богу! — перекрестился дед. — Вот Стриб и пришёл, а то хоть зарез», и стал нам рассказывать, что Стриб — это ветер, и что в старину люди его очень уважали, и что коли нет ветра, так и «Стрибову внуку» делать нечего. Под последним он подразумевал себя самого. Понял я значение нашего пляса лишь позже, когда стал заниматься изучением языческих обычаев. Дед при нашем посредстве вызывал Стрибога, хозяина ветра: «Стриб безгрешных детей слушает!» — объяснял он после. Так ещё у этого деда сохранилось языческое верование до самых первых лет текущего столетия...

В Нехвороще на Днепре была известная всей округе знахарка. К ней обращались, минуя фельдшера, в случае разных болезней. Ребята к ней ходили, потому что она детей любила и всегда у неё были для них лакомства. Забегал вместе с другими к ней и я. Однажды мы гуляли на берегу пруда, близко от Нехворощи, и мне захотелось сорвать камышинку. Последняя треснула и вонзилась так глубоко в пальцы, что правая рука немедленно вся окровянилась. Кровь на ребёнка производит всегда сильнейшее действие, и я потерял сознание. Очнулся я в хате знахарки Ульяны, куда меня приволокли друзья. Она мне обмывала лицо холодной водой и что-то шептала. В хате сильно пахло пряными травами. Видя, что я очнулся, она ласково сказала: «Не бойся! Кровь я остановила». С удивлением я увидел, что кровь действительно еле сочится из раны. Тогда она взяла деревянную ступку, вложила в неё какие-то листья, пахнувшие резко, положила кудрявую мяту, листья подорожника и бальзамического растения, именуемого в тех местах «кануцер», и стала толочь. Скоро образовалась зелёная ароматическая масса, которой она и смазала порезы, а затем завязала чистой холстинкой. Мне сразу стало приятно на душе и, потрясённый волнением, я заснул. Проснулся, когда был уже полдень. Ульяна сидела на дворе, на завалинке, и раскладывала пучки трав. Увидав, что я проснулся, она сказала: «Ну, теперь ступай домой да скажи матери, чтобы повязки не снимала до завтра». Я сделал, как она приказала. Мама знала, что Ульяна лечить умеет, и повязки снимать не стала. На другой день, когда она осмотрела раны, оказалось, что все они уже зажили и на местах порезов были лишь красные рубцы. Присыпав пальцы ксероформом, она снова завязала руку, и на следующий день всё совершенно зажило. Ещё через день даже рубцы исчезли. Позже у меня болели зубы и я отправился к Ульяне собственной волей. Та меня погладила по щеке шершавой рукой и сказала: «Да уже всё прошло! Кто тебе сказал, что болят зубы?» И я с удивлением чувствовал, что она «боль рукой сняла»! Глаза у неё были тёмные, жгучие, и они меня сверлили, хотя я её ничуть не боялся. Конечно, она имела силу внушения. При мне привезли к ней больную женщину, корчившуюся от болей в животе. Ульяна наложила ей руки на живот и сказала: «Ну, теперь всё будет хорошо» и дала мужику травы, чтобы он ей заваривал и поил, как чаем. Знала она знахарское своё дело в совершенстве. Когда фельдшер на неё донёс и её вызвали к земскому начальнику, она его вылечила от старого ревматизма и тот отпустил её с миром. Многих она совершенно излечивала от самых тяжёлых недугов. Благодарившим говорила: «Дажьба благодари, а не меня!» Её слова были для всех загадочными. Только позже я узнал, что она славила Дажьбога.