— Наследство.
— Какое интересное у вас наследство! — он продолжал нетерпеливо крутить в руках украшение, словно что-то искал.
— Я же говорила.
Излюбленная всеми женщинами фраза прошла мимо длинных ушей полуэльфа. Всё его внимание поглотила новая игрушка, он исследовал её линия за линией (*=2.11 мм), невнятно что-то бормоча под нос. Рассудив, что временно разговаривать с ним бессмысленно, Шелара неторопливо допила свой чай и закусила пирожными. Когда она уже отирала бумажной салфеткой пальцы, в реальный мир вернулся Люцианель. Довольный и готовый к диалогу. Оценщик откашлялся.
— Итак. Вы знаете, что это? — торжественно начал он, с некоторым превосходством глядя на Шелару. Та в ответ только пожала плечами.
— Смутно представляю. Неужели, брошь?
— Брошь! Но какая! Видите, какая тонкая работа? — с этими словами полуэльф сунул ей под нос украшение.
Красивая вещь, сильная. Брошь представляла собой изображение тонкого клинка, пронзающего снизу вверх распустившийся цветок водяной лилии. Девять лепестков, которые угадывались в тонком контуре их создававшем металла, плотно усыпали небольшие, искусно огранённые бесцветные камни, они же, только ещё меньше, обозначили мелкую сверкающую дорожку по центру меча. Их игра была непередаваема. В каждом маленьком осколочке сверкали сотни малюсеньких солнечных зайчиков, стоило свету заблудиться в этих камнях, как те вырывались на свободу и прыгали яркими песчинками по стенам. Время не оставило на броши ни одного следа, ни одной царапины, белый металл отсвечивал так, словно только вчера был отлит и отполирован до зеркальной гладкости.
Но всё это Шелара уже видела. И не раз. Решение же продать брошь далось очень нелегко, и не хотелось лишний раз травить себе душу. Девушка вздохнула и отвела от себя руку Люцианеля.
— Я на неё уже насмотрелась.
— Вы и представить себе не можете! Это же работа арши!
Восторги ювелира почему-то совсем не трогали Шелару. Она только снова выдала тяжёлый вздох, как бы напоминая, что, если это — её наследство, то о такой мелочи она, конечно, знает, и спросила будничным тоном:
— Сколько?
— Что?
— Сколько дадите за неё?
— Сорок золотых.
Тон оценщика сразу сменился на деловой, ни ноты былого восхищения. У девушки начали закрадываться подозрения, что спектакль с приступом восторга рассчитан на усыпление бдительности. Что ж, торговаться, как она считала, она умеет.
— Семьдесят!
Полуэльф округлил глаза, будто она его душу потребовала.
— Дам сорок пять.
— Семьдесят.
— Вы требуете невозможного! Пятьдесят и не медяшки больше!
— Я требую не невозможного, а семьдесят золотых за шикарную работу ювелиров таинственных арши.