Он вздрогнул и поцеловал мою щеку, а потом меня поглотила темнота.
Просыпаться было тяжело. Ощущения напоминали выход из наркоза. Мне приходилось раньше это ощущать в многочисленных больницах, в которых безуспешно пытались лечить мое уродство.
Первое, что я вспомнила, — это нежный поцелуй Сэпия в щеку и нашу с ним беседу. Значит, уже все позади?
Стала оглядываться — я в своей постели, низ живота немного тянет, рядом с кроватью спит бледный арахнид. Неужели не получилось?
Хотела встать, но ко мне со скоростью кометы подлетел Диззи.
— Надо лежать. Вставать рано, — проскрипел мой хранитель.
— Диззи, ты не знаешь — у нас все получилось? — спросила я, не скрывая волнения.
— Не знаю. Сэпий еще спит, — ответил мой немногословный тень.
— Я уже проснулся, — хрипло ответил арахнид.
— Сэпий, не томи — у нас все вышло? — в нетерпении я ерзала по кровати.
— Да, — на хмуром лице расцвела искренняя улыбка. — Ты настоящее чудо, Алла. Столько крепких и очень жизнеспособных клеток ни в одной аллаиде еще не было. У нас будет семь таких, как я, и самое сильное в истории гнездо. Главное — чтобы хватило сил.
Я готова была прыгать от радости, но вредный Диззи придавил меня пушистыми лапами к кровати.
— Надо лежать, Аллаида и так балует Сэпия своей любовью, — проскрипел мой строгий друг.
Я немного смутилась: неужели паучок слушал наши с арахнидом признания?
— Не стесняйся, Алла. Мы связаны с ними одним гнездом, поэтому они знают и вместе со мной купаются в твоем тепле, — сказал с улыбкой арахнид.
— Сэпий, ты ведь говорил, что наших сил хватит максимум на двоих. Как же мы справимся с семерыми?
— Тогда ты не дарила мне столько эмоций. Я убежден, все получится, — заверил меня арахнид.
Три дня пушистый тиран выпускал меня только справить нужду и обмыться.
За это время все неприятные ощущения прошли, и к концу третьего дня я угрожала, что укушу этого ответственного садиста, который не дает мне двигаться, на что ткачик только смеялся и говорил, что у меня слабые челюсти.
Вот меня наконец отпустили, под неусыпным контролем Диззи, а Сэпию все еще не разрешали перемещаться.
В течение дня его кормили и чистили другие птицееды. Зато теперь я могла сама к нему подходить и, конечно, обнимать.
За время нашей вынужденной лежки арахнид растерял все свое терпение и стал капризным и раздраженным.
Возможно, сыграла свою роль та боль, которую, со слов моей тени, испытывал Сэпий, но сам он ни разу на это не пожаловался.
Через еще пару дней отпустили на небольшую прогулку и арахнида, но теперь за нами по пятам ходили двое рабочих и пятеро воинов, похожих на колючих крабов.