Грани одиночества (Рем) - страница 89

— Так все, кого я знаю, появились уже здесь? — спросила я, радуясь откровенности мужа.

— Да, кроме Форста. Он приплыл вместе со мной и еще пятью воинами. Тариона ты знала, остальные погибли задолго до рождения Аллы, — тихо сказал Сэпий, глядя вдаль.

— А почему погибло старое гнездо нашего континента? Об этом нигде не упоминается. Может, вы прольете свет на эту часть истории Немеи? — спросил Сантос.

— Никто и не спрашивал. Гнездовой Флавий не справился с даром жизни. Он видел слабость своего гнезда, как и возможность утраты контроля над популяцией сурхов, поэтому хотел дать жизнь максимально сильному гнезду, но не рассчитал свои силы. Его аллаида ненавидела Белого арахнида и не давала ему и крупицы силы для поддержания жизни. Сколько ни просил он свою Ирену — ничего, кроме злости и брезгливости, он от нее так и не почувствовал. За пару месяцев до праздника Рождения гнездо замерло, вместе с ним погиб и Флавий. Ирена же поднялась в Обитель и с удовольствием использовала свое право распоряжаться финансами.

— Чем больше я узнаю вашу историю, тем сильнее поражаюсь: неужели предрассудки стоят того, чтобы спокойно наблюдать, как погибает разумное и доброе существо? Пусть она не полюбила этого арахнида, но ведь могла проявить заботу о том, кто нуждался просто во внимании. Как же ее материнские инстинкты? Он ведь ждал ее детей! — возмутилась я.

— Только ты считаешь арахнидов своими детьми, остальные аллаиды тяготились своей ролью в нашем появлении на свет. Моя аллаида даже не пришла посмотреть на нас с Тереем.

— Не понимаю и не пойму никогда, — сказала я, крепко сжимая Сэпия в своих объятиях. — А куда делось гнездо Флавия?

— Они прожили еще лет пять после смерти своей надежды и ушли вслед за ним. Помнишь, я говорил, что мы живем, только пока находим в этом пользу для Гнезда.

— Сэпий, а как ты получил Благословение? Просто такого никогда не было, я даже не представлял, что такое возможно, — поинтересовался Сантос.

— Когда Алла стала дарить мне столько тепла, что наши гнезда обрели желание мыслить и чувствовать, то, из которого появился я, создало жизнь, похожую на меня, но без души, а когда моя Аллаида умирала, пытаясь спасти меня, то оно перенесло эту жизнь в меня. Мне трудно объяснить, я только чувствовал, не видел. Никто не видел, кроме Аллы.

Оба мужчины посмотрели на меня, ожидая пояснений, но воспоминание о том, как на моих руках умирал Сэпий, заставило душу сжаться в комок, а из глаз непроизвольно полились слезы.

— Нет, не расскажу. Это только мое чудо, и я не готова о нем говорить, — выдавила я сиплым голосом, впиваясь в Сэпия дрожащими пальцами.