— Ты куда, Элен? — из-под деревянной стойки выныривает светловолосая девичья голова с кудряшками.
— Мы знакомы, чтобы вы мне тыкали? — цежу сквозь зубы.
— Что? — девица роняет ключи и открывает ротик.
— Если этот охламон сказал вам, что за этот нелепый аттракцион плачу я, — оглядываюсь, подмечая, не спускается ли кто с лестницы, — то знайте, уговора не было. Он втянул меня в этот бедлам, ничего не объяснив. Мне не понравилось. И я постараюсь, чтобы у вас были проблемы!
Блондинка кашляет, давясь воздухом. На лице ее смесь удивления и отвращения.
— А сейчас я ухожу, — говорю так громко, что девушка отступает к стене. И мне ее даже жаль. — И молитесь, чтобы завтра я остыла и не пошла куда надо с заявлением!
— Да ты что ж, Элен, — шепчет девушка, вытаращивая глаза. — Давно уж никто не молится.
Но я уже не слышу. Разгоряченно топая, собираю тонкий ковер складками. Толкаю дубовую дверь, и…
Заперто!
— Мне плевать, что время не закончилось, — колочу кулаком в лакированную древесину. Пальцы болят и ноют, кожу распирает жар. — Выпускайте!
— Так нельзя тебе, пока не… — верещит блондинка.
Ничего не желаю слышать. И слушать. Тщетно барабаню по двери, но лишь кулаки отзываются болью. Не поддается, проклятая. Ни на йоту.
— Что случилось? — незнакомый голос разбавляет накаленную атмосферу. Звенящий, как кубик льда. И хорошо: я уж думала, сварюсь.
— Элен снова не в себе, — комментирует блондинка. Я слышу, как звенят ключи. — Вчера плакала и сокрушалась, а сегодня на волю рвется.
— Ну, в ее положении это сложно, — голос приближается, и кто-то кладет мне на плечо руку. Длинные ногти колют кожу. — Элен, может, настоять тебе мелиссы?
— Да заткнитесь вы! — кричу, безвольно роняя руки, и оборачиваюсь. Передо мной — женщина лет пятидесяти с каштановыми локонами и пышными телесами. — Хватит розыгрышей! Хватит! Я не намерена больше это терпеть!
Звонкий шлепок рвет тишину, а потом щеку ошпаривает. Да так, что с губ срывается жалобный писк. Бьет пышнотелая. Да как: будто я утопленница, а она мне сознание возвращает. Она что-то говорит, отчаянно шевелит губами, но я не слышу. Саднящая боль оглушает, голова звенит. Безвольно, как в мексиканских сериалах, сползаю по двери. Пышное лицо женщины крадут облака забытья.
Это не сон.