— Даже горе? И предательство? — чувствую себя развалиной. Никого не впускал в свою душу, а тут незнакомка за два слова смогла вытащить больше, чем кто-либо.
— Наверное, — она пожимает плечом. — Это сейчас мы не понимаем, для чего и зачем. А чуть позже, когда откроются новые горизонты, все станет ясно.
— Давай есть? А то мясо сгорит, — улыбаюсь коротко Элен и отвлекаюсь сервировкой.
Она кивает и помогает мне раскладывать еду и приборы. Садится напротив меня и подпирает подбородок ладонью.
— Почему ты так смотришь? — спрашиваю и кладу на ее тарелку самый сочный и золотистый кусок мяса.
— Я никогда таких глаз не видела, — признается Элен. — И до сих пор страшновато.
— Я злой и страшный серый волк… Белый, вернее, — наливаю настойку и двигаю к ней бокал.
— Врешь, — она опускает взгляд и принимается уплетать мясо. Ест быстро и жадно, но отчего-то не хочется отводить от нее взгляд. — Не страшный ты. Совсем. И добрый.
— Еда не убежит, Элен, — подтруниваю и поднимаю бокал. — За твое спасение.
— Нет, — она качает головой. — За твое благородство.
Правило № 17. Не отказывайся от маленьких радостей
Терпкая настойка щиплет язык и греет живот, но я пьян не от спиртного, а от прямого и светлого взгляда гостьи, что будто вытягивает меня настоящего. Я не могу удержаться и проговариваю:
— Ты очень красивая, Элен.
Она смотрит на меня с удивлением и легким испугом. Проводит пальцами по виску, откидывая назад белокурую прядь, и говорит с улыбкой:
— Вы тоже, глубокоуважаемый роан!
Она считает меня красивым? Я не ослышался? Даже мой специфический цвет глаз? Жена вечно смеялась, что я косой, я и не отрицал: любил ее до безумия. Верил. Глупец. Все они говорят ласково, когда им что-то нужно, да больно потом кусаются, когда тебе предложить нечего, кроме себя.
Элен улыбается. Так тепло и светло, что я готов сквозь землю провалиться:
— Ты так смутился. Тебе редко делают комплименты?
— Не нужно это, — веду плечом, смахивая холод и напряжение. Стараюсь говорить бодрее: — Почему ты не ешь?
Элен разводит руками и показывает на пустую тарелку в разводах мясного бульона. А потом, усмехнувшись, берет вилку и тянется к моей трапезе. Ворует кусочек мяса и с аппетитом пережевывает.
Нет, ну, могу я хотя бы поцеловать ее? До чего же хочется, но колется.
Смотрю и, кажется, взглядом дыру скоро прожгу на ее молочной коже. Я не знаю, что говорить, не знаю, как себя вести. Как мальчишка стушевался и прячусь под своей толстой шкуркой.
Перебрасываю ногу на ногу, чтобы скрыть возбуждение. Не могу отвести глаз от ее малиновых губ, а на кончиках пальцев просыпаются воспоминания: мягкая упругая грудь под моей ладонью. С ума схожу, не иначе. Обрываю взгляд и утыкаюсь в свою тарелку. И есть не хочется: не лезет ничего в горло. Залпом выпиваю настойку и добавляю еще.