— Сладкое любишь? — говорю и откашливаюсь, потому что голос свистит, будто я простыл.
— Люблю, — говорит Элен. — Но боюсь, что завтра утром не влезу в обновки.
— Тогда пойдем отдыхать? — так страшно, что она скажет «да», но и невыносимо находиться рядом. Я же разорвусь, если ее язычок еще хоть раз скользнет по пальцам.
Она кивает, и жар расплывается по моим щекам. Сердце колотится, словно гонг, и я никак не могу его обуздать.
— А как вы отдыхаете? — спрашивает Элен, вставая и складывая тарелки друг на друга. — У вас есть кино? Музыка?
Звук воды и звона тарелок отдается в сердце неприятными воспоминаниями. Отряхиваюсь, прогоняя мрак. Это было в прошлой жизни: нужно жить сегодня и сейчас. Я должен жить сейчас! Должен. Довольно страхов.
Поднимаюсь, хотя дается с трудом, и иду к Элен. Встаю за спиной и протягиваю руки в мойку, скользя по худенькой талии гостьи. Мне кажется, что по прикосновению моих бедер к ее спине, она уже все поняла.
Моем тарелки вместе, и мой темный мир пускает трещины.
— Есть книги и музыка, — говорю мягко, опустив голову на ее плечо. Как же она пахнет, а как вкусно дрожит и шумно дышит. Я знаю, что сердце бьется сейчас не от страха, и это до бездны приятно. — Какую ты предпочитаешь?
Она вытаскивает мокрые руки из мойки и кладет поверх моих ладоней:
— Когда я была подростком, я очень любила панк-рок. Красила волосы в фиолетовый, ходила на все концерты и неформальские тусовки, носила косуху, гриндерсы и штаны с объемными карманами. Думаю, у вас здесь совсем другое искусство, и я хочу с ним познакомиться.
— Панк-рок? Никогда о таком не слышал. Но Шопен и Бетховен найдется, а Вивальди «Времена года» чего стоят, м… — говорю над ее ухом и ловлю ее дрожь.
Как же хочется такую женщину своей сделать, но вынужден буду отпустить, ведь Контора не позволит ей жить свободно в нашем мире.
Выключаю кран и отхожу назад. Пора заканчивать, потому что это слишком далеко зайдет: нам обоим не нужны эти раны.
— Бессмертная классика, — выдыхает Элен, а потом вздрагивает и оборачивается. — Стоп. Эти композиторы и у вас известны?
Киваю и не могу сдержать дрожь в пальцах. Будет ли другая возможность прикоснуться к ней? Найдем завтра Вольпия, и я больше не увижу Элен. Или не Элен?
— Как тебя зовут? В том мире, — протягиваю ей ладонь и веду в холл. Будь, что будет. Разве не ее глаза говорят мне «да»? Разве не согласился я на продолжение, когда поставил подпись под выплатой долга? Одной закорючкой перечеркнул всю свою жизнь. Я не дурак, чтобы не понимать последствий.
— Лена, — отвечает Элен. — Елена Александровна Березина. Но мне никогда не нравилось это имя. Как будто оно… чужое.