— Что скажу? — задумалась я, слегка наморщив лоб. — Скажу, что хочу от своего мужа второго. Ну а ты? А ты иди в пень!
Возможно, мне просто показалось из-за шока, причиной которому было большое количество нахлынувшей информации. И все же, у меня сложилось четкое впечатление, что Паша остолбенел, выпучив глаза в самом искреннем неверении, на которое вообще способен человеческий организм.
— О чем ты, милая? — наконец пробормотал он, снова хватая мою руку, которую я у него брезгливо выдернула.
— Убирайся, будь добр. Сию же секунду. И не смей более даже напоминать мне о своем существовании. Договорились?
— Родная, ты что?
— Блохастая шавка в подворотне тебе «родная», а с тобой мне просто не повезло иметь что-то общее в определенный жизненный период, — отчеканила я, резко встав на ноги.
— Неужели ты злишься?
— Злюсь? Не сказала бы, — фыркнула я. — Просто не желаю, чтобы наши пути более пересекались. Этого мне хватит, спасибо.
— Но почему?
— Почему?
— Да, почему?! — в сердцах выдохнул Паша.
— Возможно потому, что ты пялил все, что движется, не считая это чем-то нехорошим? — ядовито проговорила я.
— Не понимаю, почему ты злишься? Ну да, если девушка ляжет передо мной и раздвинет ноги, я с ней пересплю. Что здесь такого? Я ведь мужчина!
— Мужчина — это мой муж. А ты — мерзкое чмо с палкой сервелата между ног. Потому будь добр, немедленно убирайся из моего дома, иначе я вызову стражу. Если не сама — заору, чтоб ее вызвали соседи. Мы поняли друг друга?
— Но Риточка…
— Вон! — прорычала я с видом питбуля.
Видимо догадавшись, что сейчас — не лучшее время для продолжения разговора, Паша стушевался и, развернувшись, врезался в дверь. После чего, все же открыв ее, вышел из квартиры.
Я же, нервно вдыхая воздух и сжимала кулаки, почему-то не обольщалась мыслями о том, что он и вправду больше сюда не вернется.
Удивленно моргая, я смотрела на собственную руку. Где на запястье появилось три светящиеся голубые полосочки, одна из которых, внезапно покраснев, вспыхнула и исчезла. После чего две другие, медленно побледнев, растворились — словно потухли.
Это было странно: проснуться с пониманием того, что внутри тебя растет другой человек. Пускай живот пока не начинал расти, а до первых шевелений оставалось порядком времени, я четко и ясно ощущала его присутствие. Не только знала, потому что это знание перекочевало в мою память! Именно чувствовала.
Еще страннее было четко и ясно осознавать, что женщина, которая лишь минувшим вечером была в этом самом теле, не испытывала к этому маленькому человеку совершенно ничего. Никакой нежности, ожидания, трепета… просто безразличие с толикой раздражения из-за того, что по вине этого человечка она несколько недель мучилась от тошноты, не могла переносить резкие запахи и попивать по вечерам любимое вино. А еще — брезгливо морщилась от воспоминаний о том, как навязанный родителями супруг, в одну из ночей, весьма деликатно зачал ей этого ребенка, после чего более ее не беспокоил.