Малин была совсем не уверена. Но, без сомнения, многое говорило о том, что это кто-то из уборщиц. У них не только был доступ к ключам и кодам. Они к тому же оставались на месте, когда остальные сотрудники уходили домой. И если их присылала сторонняя клининговая фирма, их считали «своими», хотя они не числились в штате посольства.
Существовал только один способ узнать, как все обстояло на самом деле.
Дуня вздрогнула и поняла, что, наверное, спала. Она сидела пристегнутая, а вокруг нее все тряслось. Она не понимала ни где находится, ни как она сюда попала.
– Мы прибыли в аэропорт Стокгольма Арланда. Прошу вас оставить пристегнутыми ремни безопасности до полной остановки самолета и пока не погаснет световое табло, – сообщил голос в громкоговорителе.
Точно, вспомнила она, когда самолет затормозил. Мерзкий рот Слейзнера на ее губах. Хеск, предложивший заявить в полицию, рискуя всей своей карьерой. И это человек, который никогда не смел и слова сказать поперек. Может быть, таким образом он просил прощения. И она сама, которая покачала головой и попросила его вызвать такси. Ей хотелось как можно быстрее уйти, и она притворилась, что этого никогда не было. Что ничего не произошло.
– Улица Блогордсгаде, 4, — сказала Дуня водителю. Но поравнявшись с неоновым термометром на Ратушной площади, который показывал минус пять, из-за чего реклама пива «Карслберг» над ним казалась совершенно неуместной, она поняла, что меньше всего хочет попасть на свою улицу. Зачем лежать одной и обнимать саму себя? Уж если кому и обнимать ее после всего произошедшего, так это Карстену. Тоска по нему навалилась на Дуню с такой силой, что у нее не оставалось выбора, кроме как полететь в Стокгольм.
Водитель только покачал головой, но согласился сделать запрещенный разворот у гостиницы «Александра» и повез ее в Каструп. Ей повезло – она купила билет на самолет, вылетавший через пятнадцать минут. Она прошла контроль безопасности и к тому же успела заказать в устричном баре бокал белого, и ее настроение улучшилось.
А когда Дуня вышла из вращающихся дверей и к своему удивлению почувствовала, что здесь совсем не так промозгло и холодно, как в Копенгагене, инцидента со Слейзнером будто никогда и не было. Она посмеялась над своей затеей. Как же Карстен удивится! Она, которая всегда стремилась все контролировать и быть во всеоружии, теперь находилась в диаметрально противоположном положении.
Из вещей у нее были только кошелек, слишком короткое красное платье и зимнее пальто. К счастью, у нее хватило здравого смысла пойти на рождественский вечер в сапогах, а туфли на каблуках нести в пакете. Иначе ей бы пришлось передвигаться на инвалидном кресле, так у нее болели ноги.