Он никогда не верил в бога, да и теперь не верил. И тем не менее все время мысленно повторял одну и ту же фразу: «Обещаю стать лучше, только пусть здесь появится Фабиан, пока не станет поздно. Пожалуйста, прошу тебя. Обещаю стать…»
– And what have we got here? More police?[70]
Двое мужчин кивнули, и Гидон Хасс повернулся к Томасу и Ярмо, которые стояли рядом на коленях, руки в наручниках заведены за спину.
– А вы тоже из Государственной криминальной полиции?
Томас и Ярмо кивнули.
– А еще кто-то есть?
И Томас, и Ярмо посмотрели вниз на кафель, и глазом не моргнув.
– Кто-то еще есть, я спросил!
– Нет, только мы, – ответил Ярмо.
– Вот как? А ваш коллега Фабиан Риск? Где он?
Ярмо пожал плечами.
– Где большинство других. Дома, празднует Рождество со своей семьей. Это довольно важный праздник в этой стране.
Хасс кивнул мужчинам, и один из них сделал шаг вперед и так сильно пнул Ярмо ногой прямо в лицо, что тот потерял равновесие и упал на бок.
– Я знаю, что такое Рождество. Точно так же я знаю, что Риск не дома со своей семьей. Встать.
Ярмо сделал попытку встать, но ему это не удалось.
– Я сказал встать.
Один из мужчин схватил Ярмо за волосы и потянул вверх.
– Вот как? И как, по-вашему, нам выйти из этой ситуации?
– Сдаться, поехать с нами в полицейский участок и признаться, – сказал Ярмо.
Хасс засмеялся.
– At least he’s got a sense of humor[71]. Но дело в том, что мне не в чем признаваться. Я ведь не сделал ничего противозаконного. Даже когда все обнародуют, признаться будет не в чем. Наоборот, меня будут считать героем все те, кто хочет вернуть себе жизнь и готов немного заплатить за это. Все, кто сегодня готов поехать за границу и позволить пьющему врачу, лишившемуся лицензии, сделать операцию в грязном гостиничном номере. И самое лучшее, что это даже не на шведской территории. – Хасс развел руками.
– Значит, это санкционировано Израилем? – спросил Ярмо.
– Израиль… – Хасс фыркнул. – Они понятия не имеют, что затеяли. Они думают, что нужда в свежих органах исчезнет, как только они издадут неэффективный закон, который запретит ее.
– Ты знал, чему подвергают твою жену, – сказал Томас и повернулся к Хассу. – И, тем не менее, ты предпочел не обращаться к нам. Это называется сокрытие информации и наказуемо согласно статье 17 Уголовного кодекса.
– Ой. Я не думал, что ты осмелишься что-то сказать. Ты ведь наделал в штаны и все такое. – Он сел на корточки перед Томасом. – Это правильно, у меня были подозрения. Но зачем рисковать всем тем, на что ушли годы планирования, ради жены, которая только и делает, что жалуется и максимум предлагает миссионерство раз в месяц с тех пор, как я поседел?