— Но ты говорил я была… это звучало будто я была в нескольких днях от границы.
— Нет, я сказал, что расстояние больше, чем я хотел бы находиться в твоей компании.
С сердитым видом я скрещиваю на груди руки. Я понятия не имею, где я торчу, ужасно злюсь на него и не скрываю этого. Мое лицо принимает покорное выражение, когда я вспоминаю, где и с кем я нахожусь.
— Это то, куда мы едем?— спрашиваю я. — Мужчина, которого ты должен убить для Хавьера, находится в Соединенных Штатах?
— Да.
Тишина.
Я ударяюсь в слезы. Они вытекают из ниоткуда, обжигая мои глаза. Но я плачу, не потому, что мой дом недалеко отсюда. Я плачу из-за его странного, равнодушного отношения, и что достаточно каких-то коротких ответов, чтобы мне, образно говоря, захотеть застрелиться. Я рыдаю в ладони, выпуская свой страх и досаду на Американца, а также все, что спрятано глубоко внутри меня: облегчение, что я наконец-то убежала; страх, что меня вернут обратно; волнение за Лидию которую побьет Изель; понимание, что я нахожусь в ситуации, где трудно что-то решить; голод в животе; сухость в горле; невозможность помыться за последние два дня; осознание что я могу умереть в любой момент. Единственное, что я могу считать хорошим, - это то, что я все еще жива и нахожусь не так далеко от дома, как мне казалось раньше.
Я чувствую, что машина сворачивает направо и выезжает на другую дорогу.
Я смотрю на него, шмыгаю носом, сдерживая слезы. Ладонями я вытираю щеки. Он так и не говорит ничего, он не пытается утешить меня или задать вопросы. Кажется, ему плевать, а мне плевать на то, что ему плевать. Другого я от него не ожидала.
Через тридцать минут или около того, мы останавливаемся у старого придорожного магазина. У входа припаркован всего лишь один грузовик, белый форд с ржавчиной на дверях.
— Хочешь есть, — произносит американец, заглушив мотор, — зайди и поешь.
Я удивлена, что мы вообще остановились, тем более для того чтоб накормить меня. Он обходит машину и открывает дверь с моей стороны, наверное, больше для того чтобы показать, что он всегда рядом, нежели показать что он джентльмен. Он стоит и терпеливо ждет, когда я выйду. Наконец, я выхожу, как только надеваю на голые ступни шлепанцы с пола.
Это место нельзя назвать придорожным кафе, думаю для этого здесь должно быть больше столов, но здесь есть, где посидеть и поесть, в темном углу около единственной черной двери. У меня подогретый сэндвич с курятиной из холодильника, у американца только черный кофе. Мы оба выглядим здесь ни к месту. Очевидно, что ни в ком из нас не течет испанская кровь, место, не является туристическим городом, и он одет в дорогие черные брюки и туфли, которые вероятно когда-то блестели, но сейчас покрыты толстым слоем грязи. Знаю, от меня плохо пахнет. Не помню, когда в последний раз я пользовалась дезодорантом.