Звуки транспорта из главной части Фрэнч-Куотера почти затихают, а руки начинают наливаться тяжестью.
‒ Какого черта мы делаем? ‒ я, наконец, нарушаю тишину.
‒ Я так счастлив, что ты не откусила себе язык прошлой ночью, ‒ заметил он ледяным тоном. Так, мне снова удалось разозлить его.
Отлично.
‒ Просто ответь на чертов вопрос, Кэтч. Чтоб тебя! ‒ кричу я.
Он резко останавливается, а я так увлеклась уникальностью зданий, что со всей силы впечатываюсь ему в спину. Тело разом взвыло. Я делаю шаг назад. Он оглядывается на меня через плечо.
‒ Снитч дал нам адрес. Там мы сможем остановиться, и никто нас не найдет. Я много раз тут бывал.
‒ Он здесь? ‒ спрашиваю я, когда мы идем дальше.
‒ Нет. Я никогда не был у Снитча дома, в квартире, в подземном бункере, ни в одном из тех мест, где он мог бы прятаться, ‒ ответил он, разглядывая указатели.
‒ Нам сюда. ‒ Он повернул направо, и уже через насколько дверей мы достигли пункта назначения.
Непримечательное здание, обладающее привлекательностью старины: высокие окна, большие деревянные двери, балкон с литыми металлическими периллами, украшенные цветочными клумбами. Кэтч стучит, и из-за двери доносится женский голос.
‒ Марина, это Кэтч, дорогая, открой дверь, ‒ нежно произносит он.
‒ Дорогая? ‒ шепчу я с усмешкой.
Он хитро ухмыляется.
‒ Ревнуешь, Макс?
‒ Не будь идиотом, ‒ отвечаю я, но лгать получается плохо, и я знаю, что Кэтч понимает это.
Дверь распахивается с такой силой, что ветер развевает волосы Марины. Она блондинка. Очень яркая блондинка и, что удивительно, не крашеная. Это ее натуральный цвет. Брови сочетаются с волосами, и на лице просто тонны голубых и розовых теней, румян и вдобавок накладные ресницы. Она худая, как щепка, и платье-свитер совершенно не подчеркивает возможные изгибы ее тела.
Одним быстрым движением она набрасывается на Кэтча и обхватывает его мускулистый торс своим долговязым телом. Ее платье настолько задралось, что когда Кэтч подхватывает ее за бедра, чтобы та не упала, то касается ее кожи. Затем, о ужас, она начинает покрывать его лицо поцелуями, оставляя следы розовой губной помады там, где ее рот касался его.
Я умираю. Я готова дать Кэтчу по яйцам и выцарапать ей глаза.
Стоп. Я не выцарапываю глаза. Я нахрен Макс Брейди. Я ем таких сучек на завтрак.
Вот это другой разговор.
Я сжимаю руку в кулак и разминаю шею. У нее есть три секунды, чтобы убрать от него свои чертовы руки, иначе я не просто выцарапаю ей глаза, но и кое-что чертовски похуже.
Кэтч смеется и бросает на меня взгляд через ее плечо. Я держу в воздухе три пальца. Загибаю первый, затем второй. Тогда он кладет руки Марине на плечи и отцепляет ее тело от своего, возвращая обратно в дверной проем.