Наконец, Остин спросила:
— Где теперь эти фотографии?
— Они у меня. — Я неуютно поерзал. — В моей квартире.
— У тебя фото моего папы и твоей мамы... обнаженными? — прошипела она.
Я застонал в ладони.
— Это не значит, что я держу грязный козырь, Остин!
Она снова чуть не заплакала и прищурилась.
— Когда, ты говоришь, узнал об этом?
Я помолчал, а потом ответил:
— Я был зол на тебя. Но злость была направлена неправильно. Я злился на себя. На мою семью за то, что она уничтожила в моей жизни что-то хорошее — тебя.
Ее вид был просто убийственным, такая потерянная, столько боли, боли, вызванной мной.
— Я злился на твоего отца, на свою мать и даже на собственного отца за то, что он сказал, что я такой же, как он. Оба моих родителей изменщики. И это меня пугало, пугало, что он окажется прав. Чем больше мы сближались, ты и я, тем больше я паниковал. Что если я был способен на такое? Но когда я понял, что это не так, что мне хотелось быть с тобой, я осознал, что отношения невозможны. Это бы уничтожило тебя.
Остин смотрела на стол.
— Поэтому ты поступил в точности, как они, верно? Ты превратился в человека, которым никогда не хотел становиться — бабника.
— Я поцеловал Брук. Мне не понравилось. Но этого было достаточно, чтобы ты разозлилась и порвала со мной, ну или я так считал. А потом ты вернулась, и я почти рассказал тебе правду. Но мой отец приоткрыл дверь, лишь немного, и...
— Воу, воу, подожди. Он был в твоей квартире?
Я нахмурился, а потом еле сдержался, чтобы не поморщиться.
— Нет, он, ох, он живет дальше по коридору.
— Дерьмовый сосед — это твой отец?
— Пахнет как виски?
Она кивнула.
— Ужасно выглядит? — Еще кивок. — Вероятно, он.
Она потянулась к моей руке, но я отдернул ее. Не желал ее сочувствия или жалости, не сейчас. У меня все еще было, что рассказать.
— Я порвал с тобой ради твоей защиты. В конце концов, их интрижка выплыла бы наружу. Они такие беспечные, наши родители. И ты бы увязла во всем этом. — Я встал и отвернулся.
— Тэтч. — Слезы лились из ее глаз, она стиснула зубы. — Тэтч, что ты делаешь?
— То, что лучше всего. — Я едва мог говорить. — Всегда можно пережить бурю вместе. Или я могу уйти.
— Нет, — прорычала Остин. — Ты не можешь решать за нас двоих. Так не делают. — Ее глаза сверкнули, когда она бросилась к моей груди и схватила за рубашку, притягивая меня к себе. Ее глаза излучали гнев. — Ты когда-нибудь думал, что я захочу, чтобы ты был рядом, когда разразится скандал? Что будешь нужен мне, чтобы пережить его? Все это?
Она оттолкнула меня. Я не противился.
И шокировано уставился на нее.