Сдать предмет.
И двигаться дальше по жизни.
Прочь от родительского дома. Прочь от политики.
Прочь от Тэтча.
Я собиралась уходить, но к чему именно в итоге двигалась? Я нахмурилась, размышляя. На самом деле я не обдумывала жизнь после выпуска, потому что всей душой сосредоточилась на другом: выбраться из-под гнета родителей, стать независимой. Потом найти работу, выйти замуж. Я сглотнула.
Почему? Почему я всегда должна ассоциировать все эти слова о будущем с Тэтчем?
Грудь обожгло прямо в области сердца — плохой знак, очень плохой, значит, он все еще действует на меня как в физическом, так и в эмоциональном плане. Не важно, сколько раз я повторяла себе перед зеркалом, что он – лживый засранец с шикарными пшеничными волосами, а тело напоминало, каким твердым и уверенным он был.
Каким заботливым. Чутким.
То, как он отдавался поцелуям, словно это гораздо важнее секса, и как он всегда, именно всегда, смеялся в постели над забавными интимными ситуациями, в которые мы попадали за месяц наших отношений.
Тело было коварной сволочью. Которую я местами ненавидела.
— Угомонись, девочка. — Я прижала руки к груди и попыталась успокоиться.
Это работа. Ничего личного.
Он помогает мне только из-за того, что знает – реклама выгодна для его бренда, его собственной репутации.
Он делает это ради работы. Не ради меня.
Не ради меня.
Ну, хорошо, мне всего лишь нужно повторить это миллион раз, и тогда я смогу пережить.
Я покосилась на ведро в углу.
Оно перестало шевелиться несколько часов назад. Я на девяносто девять процентов была уверена, что паук чувствует мое беспокойство и просто держит меня за дурочку, притворяясь мертвым, чтобы потом сбежать, как это делают броненосцы.
Погодите, это же неправильное животное... Я снова с тревогой глянула на ведро. Этот ублюдок, несомненно, выжидал, пока я подниму ведро и освобожу его.
— Этого не случится, Чарли.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не дала пауку кличку?
Я вскочила на ноги, прижав руку к груди, и чуть не врезалась в гранитную столешницу.
— А постучать?
— Дверь была открыта. — Тэтч засунул руки в карманы узких джинсов, под черной винтажной футболкой заиграли мускулы. Ну, вот зачем ему всегда нужно выглядеть таким идеальным? Даже его длинные светлые волосы, как у серфера, были завязаны в низкий пучок – это обычно означало, что он только что закончил очередную операцию.
— Не ври, — мне было необходимо сменить тему. — Сколько частей тела ты сегодня потрогал?
Он фыркнул и спустился по трем ступеням входа, грациозно покачиваясь, слишком красивый и высокомерный. Ублюдок.