по поводу нашего соглашения.
Что? Как будто мы подписали контракт или нечто подобное? Это должно было стать первым тревожным звоночком.
Но я его проигнорировала, и в итоге наткнулась на Тэтча, целующего сестру моей лучшей подруги.
А потом, после всех рыданий, я пришла на следующий день к его квартире и сказала, что хочу попробовать все исправить.
Он ответил «нет». И порвал со мной. Со мной.
Словно это я что-то сделала неправильно! Когда я была готова простить и забыть, готова двигаться дальше, черт возьми! Потому что он мне нравился. Назойливый голос в грудной клетке, — другими словами, мое сердце, — говорил о других чувствах, гораздо более сильных, которые напоминали мне, каким нежным он был, каким любящим и заботливым. И как он злился, когда я рассказала ему об отсутствии родительской ласки, как понимающе отнесся к признанию, что учеба сильно раздражает меня.
Ладно. Я любила его.
Любила.
В прошлом.
Я до сих пор не могу даже взглянуть на свои темно-синие кеды и любимые джинсы, не расплакавшись. Я была в них в ту ночь, когда он порвал со мной и молча захлопнул дверь перед носом.
Звук захлопнувшейся двери был похож на выстрел из ружья. Боль, вероятно, была такой же.
Я стучала. Снова и снова.
В итоге кто-то из соседей пригрозил вызвать полицию. Я даже не осознавала, что ревела, пока не села в машину и не посмотрела в зеркало.
Он меня бросил.
И даже не выглядел виноватым.
Громко вздохнув, Эвери отбросила обертки от «Сникерс» и села на кровать, кладя руки мне на колени.
— Тебе станет лучше, я обещаю.
— Нет, — всхлипнула я.
— Тебе станет лучше, если я скажу, что взяла баллончик с краской и на нескольких его плакатах в центре города пририсовала сиськи?
Я начала смеяться.
— Да.
— Не могу этого сделать. Более чем уверена, что они отправят тебя в тюрьму за подобное дерьмо, но я сделала кое-что получше.
Я оживилась.
— О, вижу огонек мести в твоих глазах, и мне это нравится. Я могу совладать с местью. С кем я не могу справиться, так это с Грустной Остин. Ненавижу Грустную Остин, она не интересная, и — я говорю это, потому что люблю тебя — Грустная Остин когда-нибудь доведет Прекрасную Остин до диабета. — Эвери вытащила пакетик «Скитлс» из кровати и бросила его на пол.
— Это не мое, — защищаясь, произнесла я, пока рот истекал слюной от жажды сладких липких конфет.
— Забыла, что у тебя до сих пор есть воображаемый друг, который пробирается к тебе в комнату и подбрасывает нездоровую пищу.
— Эй, эта отмазка работала, когда мне было восемь! Мои родители безоговорочно мне верили.
Вероятно, потому что, по большей части, игнорировали меня. Меня видели, но не слышали, а когда приходило время исполнять роль для моего отца и его избирательных кампаний, я учила маленькие милые речи и обязательно носила платья лишь на дюйм выше колена. Родители любили меня, просто у них был странный способ показывать это.