Оба солнца уже практически скрылись с горизонта, а потому багряный от закатов песок не обжигал больше ноги…
Сдерживая рвущееся наружу рыдание, я упала на этот теплый песок.
— Мамочка… — всхлипнула я, опустив голову к коленям. — Мамочка, как же всё запуталось…. И не распутать так просто.
Жалея себя, кляня себя — я смотрела на тихие волны океана, подбирающегося к моим ногам и представляла себя этакой одинокой песчинкой, унесённой сильным течением далеко от дома… И как — то даже совсем не странно, что я пропустила тот момент, когда одна из сумеречных дымок возле воды стала уплотняться, принимая человеческие очертания.
Сотканная из теней сумерек и отсветов двух перекрещивающихся над водой закатов, странная черная фигура внезапно обрела объем, а сквозь черноту тьмы стали просвечиваться и другие цвета.
Забыв про слёзы, про всё то, что сегодня случилось в человеческом посёлке, я, открыв рот, наблюдала за происходившими изменениями. Не успев даже испугаться. Наоборот не чувствуя никакой угрозы со стороны таинственной фигуры, я ждала полного воплощения его рядом с собой, и представляла…
В голову, непонятно отчего, пришёл Солярис Станислава Лэма — и бегущий по разумному, живому океану, ребенок…
— Это у вас такая буквица есть, да? — кашлянув, спросила на плохом английском тень. И тут же вся чернота разбилась, являя… старого аборигена.
Как будто ни в чем не было, мужчина прислонился к одной из пальм, нависающих на водой, и с любопытством взглянул на меня.
— А ты забавная, — улыбнувшись двумя рядами неровных щербатых зубов, заметил старик.
Выглядел он точно также, как и остальные дархийцы, которых я уже встречала на планете: невозможно худое, испещрённая черными венами, тело; длинные серые волосы, заплетенные в странного вида косички, больше напоминавшие дреды волосы были затейливо вплетены разноцветные лианы: перламутровые, ярко — малиновые, кислотно — зеленые и даже желто — оранжевые.
Только вот если остальные дархийцы, в принципе, не утруждали себя одеждой. предпочитая ходить «а — ля натюрэль», то старик… старик был одет в выцветшие, с большими прорехами, оборванные джинсы.
— Знал, куда направляюсь, — подмигнул мне дархиец.
— Вы кто? — спросила я после глубокого вздоха. Старик широко улыбнулся.
— Меня кличут здешним шаманом, — потянув рукой за лист пальмы, он сгрёб в ладонь несколько скатившихся с широких листьев капель воды — и вот уже эти капли засверкали в его руках застывшими кристаллами. — Ты так часто звала Лирею, что она позвала меня тебя послушать.
— Лирея? — нахмурилась я. — Кто это?