Не одну ночь перечитывала… строку за строкой, листок за листком, письмо за письмом. И не было возможности увидеться, обнять, расцеловать…
Этот год казался… вечным. И незыблемым.
Почему всё так? И что будет дальше?
Мама поддерживала, как могла. Со временем и… Гоша перестал меня терзать вопросами об Илье.
Я с ума сходила — но еще держалась.
От весточки к весточки жила, с замиранием сердца.
Как так можно? Едва обрести… и снова потерять. Потерять…
Возможно, на время, а возможно…
И снова свернуться в клубок, обнять конверты — и лить слезы, лить…
А вот и пищит уже будильник.
Заварить кофе. Залить горе.
Собрать малого в школу — и идти…. идти, словно труп с живым телом, но мертвой душой, на работу. Пустой оболочкой — вся я там, далеко, рядом с ним. Рядом с моим Захарченком…
* * *
— Мам, мам! Письмо пришло! Мам! От дяди Ильи? Да?
Улыбаюсь, улыбаюсь как дурочка, меряя взглядом каждую его буковку. Еще миг, глубокий вдох — и живо открыть конверт, достать листок и развернуть — пробежать глазами по строчкам.
Задерживают, просит не переживать…
* * *
Мама моя, бабушка, все еще удерживала непослушного Гошу. Взбудораженный, он ждал приезда Ильи не меньше моего.
С каждым тактом колес поезда — отбивался ритм моего сердца. Вот-вот — и оно вместе с ним замрет.
Глубокие, надрывистые вдохи — прогоняя, подавляя волнения, дрожь и крик.
Еще немного — и замер, стукнув, ляскнув дюжей грудой металла друг об друга, паровоз.
Зашевелилась, ожила толпа — мигом встречающие кинулись к вагонам, облепили входы оных со всех сторон, невольно не давая даже спокойно раскрыть дверь.
Еще минуты — тягучие, волнительные, пока солдаты, вояки выскакивали наружу, порой, даже не дожидаясь, пока откроют, опустят лестницу.
Один, второй, третий…
Не было моего Ильи… Просто, не было.
И с каждым таким промахом — замирало мое сердце в ужасе.
Может, вагон перепутала. Пройтись вдоль пирона. Слезы навернулись на глаза. Страх сковал душу.
Ну, не может же такое быть. Ну, пожалуйста, Господи.
Только не его, только не моих мальчиков. Пусть они всегда будут рядом со мной — мой Гоша и Илья. Пожалуйста…
— МАМА! МАМА! — послышалось пронзительное за моей спиной. Узнала голос. Резко обернулась.
А Гоша уже мой прыгал, дергался от радости на руках… у моего Захарченко.
Заревела, запищала от переизбытка чувств — и живо кинулась вперед.
Только и успел мой Илья выпустить малого из хватки — в момент кинулась ему на шею, дико отчаянно завыла на всю глотку.
Жадные, больные поцелуи куда попаду: глаза, щеки, губы, шея.
Мой, мой! Родной, ЖИВОЙ!
ЖИВОЙ, и здесь, он рядом…
Вторит нежностью: силой прижимает к себе, осыпает градом поцелуев, нет-нет да заглядывает в лицо, словно не веря… не веря всё еще — что это я.