Кудашев ответил на русском, не стал «метать бисер»:
– На Хонсю в префектуре Тиба. В «так называемом «Приюте для пленных Нарасино» близ города Фунабаси. Не далеко от Токио. Самый большой лагерь. Семьдесят пять тысяч матросов, солдат и офицеров.
– Язык там выучили?
– Там. Офицеры жили в буддийском монастыре. Общался с монахами, с настоятелем. Обрядов не совершал, но беседы с ними меня многому научили. Не только языку.
– И письменности?
– Полторы тысячи, может немного меньше, знаков. Читал книги, трактаты по философии, истории, боевым искусствам. Им тоже был интересен русский варвар, уважающий культуру своих врагов-победителей. Однако, мы что-то далеко ушли от наших баранов. Вам не кажется, что у нас не та тема для разговора?
– Есть у меня одна мысль, которую хотел бы донести до такого человека, как вы, Александр Георгиевич, в изысканном виде. В виде японской древней легенды. Возможно, вы знаете её лучше меня.
– Говорите, слушаю, Сергей Никитич.
– Это легенда о семи самураях…
– Известнейшая легенда. Мне довелось даже увидеть её театральную версию на экране теней. Кукольники часто посещали наш лагерь. Занятно. Народу нравилось. Семь самураев, защищая бедных крестьян от сотни мародёров, ценою своей жизни совершают подвиг. Уничтожают разбойников! Уважаю, мне это близко.
– Так я и думал. Весь Кудашев в этом. Благородный воин, защитник обездоленых, верный сын своего Отечества!
– Вы над этим смеётесь, Сергей Никитич?
– Отнюдь. Плачу. Читал вашу анкету словно французский роман. Подвиг – ранение, госпиталь! Подвиг – ранение, госпиталь! Подвиг – контузия, Красный Крест! Вам не кажется, что пора уже повзрослеть? Скоро отцом станете. Должны соответствовать. Не жить от жалованья к жалованью.
– По другому не умею. И отец мой не умел. А деды мои белых рук, как у меня, не имели. Вряд ли кто из них был грамотен. Быки, плуг, кони, шашка, работа, войны… Я другой жизни не понимаю.
– Подождите, Кудашев. Вы всю Европу почти проехали. В дорогой каюте на лучшем пароходе! В каких гостиницах ночевали! У английского лорда гостевали! Сами всё видели, трогали, пробовали… Неужели эта жизнь богатого независимого господина вам не по нраву?
– Каждый платит свою цену за жизнь, которую он проживает. Я плачу свою цену, своими ранами, знаю, за что плачу. А богатый ещё не знает, чем он заплатит за свою роскошную жизнь. Не только в этой жизни! Помните, у Гоголя? Цветок папоротника сорвёт только тот, кто своими руками убьёт невинное дитя. Свою собственную душу!
Прошли несколько минут молча. Кудашев повернул назад к воротам караван сарая.