— А-а… — хотел я вставить что-то свое. Что, сейчас уж не припомнить, но Катерпиллер посмотрел на меня так сурово, что я аж усы в кофейник опустил.
— Не перебивай, — твердо попросил он, — не терплю. Спросил, дай расскажу. А не интересно, можешь идти на все четыре стороны.
— Простите, — тихонько извинился я, — вовсе я не хотел вас обидеть.
— Ладно уж, — смягчился хозяин, — слушай.
И вот что Семен Обусловович мне поведал:
«Явился я на свет в подвале обычного старого дома на улице Большая Пушкарская, в кухонной стене одного известного ресторанчика. Отсюда, Агам, у меня и природная склонность к предпринимательству, а также искренняя любовь к доброй пище.
Мать моя, коренная уроженка здешних мест, с ранней юности питала слабость ко всему заграничному, а когда в ресторане вместе с ящиком замороженных куриных окорочков непостижимым образом появился большой черный эмигрант из Штатов, афроамериканец со странным именем Обуслов Гарлемский, она тут же выскочила за него замуж. Тот и усом пошевелить не успел.
Вопреки ожиданиям, Пушкарская колония ресторанных, за исключением моей мамаши, приняла эмигранта достаточно прохладно, но связываться с ним боялась, уж больно он был велик и даже страшен, когда налижется пролитого бурбону.
Против воли населения и благодаря одной лишь грубой физической силе, стал со временем мой папаша главой семейства, а так как у них там, в американских традициях, полигамия не поощряется, то мама заняла единственное место рядом с самодержавным троном.
А вскоре родился я и еще сотни две моих сестер. Но вот что странно, братьев у меня не было, поэтому как-то сразу, еще не достигнув совершеннолетия, начали прочить нынешнего твоего собеседника в наследники.
Рос я ребенком крайне любознательным, лез везде, поэтому с первого дня своего получил ужасное прозвище — Суеус. Посуди сам, Агамемнон, можно жить с таким именем — Суеус Обусловович Гарлемский? Я, конечно, понимаю, что родители имели лишь благие намерения касательно моей судьбы, но ты ведь и сам знаешь, куда ими, этими намерениями, выстлана дорога.
Долго ли, коротко ли продолжалось мое воспитание, но в конце концов облазил я все ресторанные помещения, изучил там все ходы и выходы, отведал разных напитков и кушаний… А потом загрустил.
Сам подумай, когда в таракане живет вечная жажда познания, может он долго существовать в знакомой как шесть лап обстановке? Эх, то-то и оно.
В общем, в один прекрасный день, не поставив в известность ни родителей, ни соплеменников, выбрался я из нашего душного помещения и решил посмотреть на белый свет. Достиг ресторанного зала, залез в карман пальто какого-то жлоба, который планомерно накачивался горячительными, при этом совершенно не закусывая, и замер в сладостном предвкушении предстоящих приключений.