Введение в человечность (Баев) - страница 189

В ту ночь мне снова снился сон про то, как я превратился в белую лошадь. Только кончался он по-другому: большой узкоглазый друг Ыумгырбеков не смог справиться со смерчем, и тот меня поднял в небо…

Глава двадцатая. Накануне

…а когда я, больно ударившись, упал на землю, у меня осталось только две ноги. И те — человеческие. Лежал я на какой-то незнакомой круглой площади на пурпурном снегу абсолютно голый посреди ярко-красных домов и такого же цвета деревьев…


Останкинская башня, похожая на гигантский шприц, протыкала своей тонкой иглой густые бело-серые небеса, произвела на меня сильное впечатление. Правда о ней я почти сразу, как только вышли на перрон, забыл. На улице стоял такой трескучий мороз, что Вася быстренько спрятал мою «Путинку» во внутренний карман меховой куртки, и они с Олегом быстрым шагом направились к зданию вокзала.

Там, войдя в подземный переход, меня снова вытащили наружу. Вокруг копошилась безликая толпа. Почему-то мне стало смешно, и я вспомнил, как Ферзиков вчера называл людей тараканами. Действительно, если не брать в расчет размеры тел, сходство на лицо. Тем не менее, хаоса в этом на первый взгляд беспорядочном движении совсем не чувствовалось. Наверное, потому, что все стремились к своей маленькой сиюминутной цели и твердо знали маршрут, который к ней ведет.

Миновав переход и оказавшись на Казанском вокзале, откуда вечером должен отбыть поезд на Йошкар-Олу, Олег пошел сдавать багаж в камеру хранения, а мы с Васей остались его ждать под внушающими своими размерами уважение часами.

Я никогда и не думал, что на Земле живет столько людей. Мне даже показалось, что на одном только вокзале вас гораздо больше, чем тараканов на всей нашей планете.

— Смотри, Агамемнон, — словно прочитал мои мысли друг, — сколько народу. Говорят, что Москва в два раза больше нашего Питера, но я в это не верю. По-моему здесь, в столице, постоянно живет половина всей России, а наш маленький Петербург — обычный провинциальный городок с невероятно большими претензиями. Кстати, ты не замерз?

— Нет, — покачал я усами, — от твоих рук в бутылку тепло идет. Когда Кремль смотреть поедем?

— Сейчас Кабаков вернется, сходим куда-нибудь перекусить, и поедем в твой Кремль.

— Договорились, — ответил я и поежился. Мне стало как-то нехорошо. Плохое предчувствие, закравшееся в душу вместе со вчерашним появлением на нашей кухне Олега, принесшего хорошие новости, закосившее тогда под обычное волнение, почему-то дало черные ростки. В голове копошились какие-то мрачные, но неоформленные мысли, усы ломило, лапы временами подкашивались. Даже на мир за пределами «Путинки» я взирал невнимательно, хотя очень желал его увидеть как можно более полным, многообразным и красочным.