— А помнишь, — говорит уже на улице, — Сервелант Николаевич, какой сегодня день?
Бог колбасный, ведь ровно год назад, будучи еще колбасой, я первый раз у них дома появился! Стало быть, год мне уже с лишком. А я и день рождения не справлял. Забыл, мозги колбасные!
— Таня! — воскликнул.
Она улыбается.
— Можно, — спрашивает, — я тебя под руку возьму?
— Конечно, — отвечаю. — Эх, если б не Николай!.. Нет, Коля — это для меня святое.
Она смеется:
— И для меня. Ну что, куда идем?… Кстати, а чего ты так рано к нам сегодня заявился? По делу? Я что-то сразу не сообразила.
Тут у меня настроение снова испортилось. Но, думаю, Татьяна — баба, она меня лучше папаши поймет. Может с ней насчет Натальи посоветоваться? Черт, была — ни была… И рассказал все, как на духу. Она минут пять молчала, должно быть переваривала информацию, а потом выдала:
— Обычная дура твоя Наташка. Не разглядела в тебе человека, значит не нужен ты ей. Да и она тебе тоже.
— То есть, как, — оторопел я, — не нужен? Мы же любим друг друга.
— Может, ты ее и любишь, и то вряд ли, а она тебя — точно нет. Понимаешь, Змей, когда любишь, больно намеренно делать не станешь. Вот ты сказал, что вчера ушел из дому, так?
— Так.
— На вокзале ночевал… А она… Хоть бы нам позвонила. Ведь знает, что идти тебе больше некуда. Нет, Сервелант, ты меня прости, но вы — не пара. Хотя, вам решать…
— Да, — отвечаю, — нам… Может, еще не все потеряно? Может, наладится, а?
— Не знаю, может, и наладится… Ты забудь, что я тебе сказала. Все люди разные, понимаешь? Забудь… Не права я, наверное. Но я б так не смогла…
Мы сидели в кондитерской, пили чай и ели вчерашние пирожные.
— Если хочешь, — Татьяна вновь заговорила, — можешь пока у нас пожить. Гостиная в твоем распоряжении. Маринка обрадуется, она тебя очень любит.
— Нет, — говорю, — Таня. Спасибо, конечно. Но вам сейчас не до меня. Да и мне дома лучше. С Наташкой решим все сегодня же, если что — разбежимся. Лучше не затягивать. У ней комната в общаге осталась… Я бы сам туда ушел, но квартира-то Колина.
— Колина… Он, кстати, тоже твою Наталью недолюбливает. Не знаю, даже, за что. Вроде, и поводов она не давала. Может, интуитивно?
Я проводил Татьяну до подъезда, а потом побрел домой. Когда проходил мимо «Англетера», вспомнил вдруг поэта Есенина. Тот день из глубины памяти выплыл, когда лежал я в портфеле, а Коля нес меня и рассказывал про Декабристов, маятник Фуко, Петра Первого… Вот время было! Ни забот тебе, ни проблем.
Чем думал я, когда человеком решил стать, представлял ли я хоть на секундочку, что такое — жизнь человеческая, когда зависишь от кучи незначительных обстоятельств, которые нагло решают за тебя важные вопросы и расставляют свои препятствия там, где ты и не пошел бы раньше?… Скотство, одним словом, какое-то. Предполагаешь, мечтаешь, планируешь, а вылезет этакая мразь типа Тычкова, и все к чертовой бабушке летит. А ну, как и вправду его директором назначат? Плохо это. Хуже некуда.