— Только не говори, что ведешь меня в Белый дом, — сказал Уоттс с легкой улыбкой на лице, сохранив при этом заинтересованность, как будто я могла провести нас туда.
После этого мы остановились напротив здания, где я работаю.
— Здесь я нахожусь с понедельника по пятницу.
Уоттс посмотрел на здание, затем опустил взгляд на тускло-коричневую табличку с простыми белыми буквами: «Здание ФБР Дж. Эдгара Гувера».
— Я не могу тебя провести непосредственно на мое рабочее место, но… оно здесь.
Я повернулась к нему.
Он снял очки. Его взгляд метался вперед и назад, вверх и вниз по зданию.
— Не может быть.
— Ага, — прошептала я, держа его за руку. — Я не должна сообщать об этом, но работаю в подвале. Это конечный пункт для всей входящей корреспонденции. Почту проверяют еще до поступления в офис, но она проходит еще одну проверку здесь.
— Интересно.
— Не очень, на самом деле, — сказала я, глядя сначала на здание, а затем на Уоттса. Я заметила, что его выражение лица изменилось. Мышцы челюсти сжались, выделяя желваки, которые я заметила еще когда мы впервые встретились в холле отеля. — Но они платят зарплату.
Это место, конечно, никогда не бывает закрыто. ФБР работает круглосуточно, без выходных и праздников. Так что, пока мы стояли там, повсюду сновали мужчины и женщины в костюмах, заходя в здание или покидая его через центральный вход. Глядя на них, я всегда пыталась представить, чем они заняты. И мне казалось, Уоттса интересовало то же самое.
— Как долго ты здесь работаешь? — спросил Уоттс.
— Почти четыре года.
— Ты пользовалась рабочим компьютером, чтобы писать мне?
Я покачала головой, глядя на него.
— Нет, конечно. Почему ты спрашиваешь?
Он небрежно отмахнулся, говоря:
— Просто то, что мы… я… так подробно описывал в некоторых моих письмах. Мне бы не хотелось, чтобы тебя поймали за чтением личной электронной почты с рабочего компьютера. Но, — сказал он, спохватившись, — я знаю, что ты бы не стала. Я не имел в виду, что ты могла быть непредусмотрительной.
— Нет, нет, все в порядке.
— Тогда отлично. Готова вернуться домой?
Внезапно он показался мне равнодушным. Может, это стало следствием моих слов о том, что работа неинтересная, и я работаю лишь ради зарплаты. Я не была уверена и не собиралась переживать об этом. Мысль, что мы снова окажемся наедине в моей квартире, затмила всякое беспокойство и лишала меня возможности думать о чем-то еще.
Не было ничего в мире, чего бы я хотела сильнее.
Я получила крупицы откровения, сидя с ним на скамейке. Это не было вселенской исповедью. Просто мысли, которые я не могла отрицать: я влюблялась в Уоттса. Неотвратимо, бесспорно влюблялась впервые в своей жизни.