сти страниц, не бывшая в употреблении, царапины на обложке, все идут в
Калькутту, попробуйте, не грубя, не разбивая шары золотые на первоздан-
ной ели, не слушая Брамса на пристани, двадцать восемь шагов (да, били
линейкой по пальцам и где-то мели метели, и мы не взрослели, скудный хра-
ня улов). За сорок голов прирученных всё-таки я в ответе, рыжая девушка
в платье палевом из Арденн, будем любить шампанское, будем совсем не
дети, после придут медведи и уведут нас в плен.
***
Так вот и вцепишься в эту зиму и будешь лежать комком под одеялом кра-
шеным, беличий мех в застенке, приделай мне новые ножки, ведь ты мне
уже знаком, и бегай за молоком, и жарь хмурым утром гренки, просто живи
– в подреберье не жар и не холод, так, что-то знакомое с детства, перегреет-
ся и забуду, выходи на улицу ночью, вынимай из подкладки пятак, как тебя
звали тогда, воскрешенье, как только чуду будет позволено выйти из закро-
мов, лежать на площади под стеклом и гранитом, в несмышленой кротости
не возвращаться в дом, где кухарки правят империей и о супе скорбят раз-
литом.
Трилогия Лары 15
***
Как ты здесь тонко дышишь, девочка Лара, как выносят из дома корзины, картины, картонки, как себя уберечь, что осталось после пожара – несколь-
ко статуй в Летнем, и те хороши, да ломки. Как ты неровно дышишь к миро-
вой трагедии смысла, как выносят из дома копию Ботичелли, больше не зная, где право и лево, где горько и кисло, эта весна лежит в сугробе, люблю мете-
ли. Как они ходят здесь, никого не видя, не слыша, стать бы еще незаметнее
врозь со своим недугом, помнишь, тогда на елке было так славно, Миша, нет, что-то путаю, на чаевые слугам нам не хватало, пришлось уйти по-английски, счастья надев калоши – такая легкость в движениях, такая свобода жеста, что
мы совсем обезумели, тяжесть подобной ноши не осознали, единство трех
лиц и места. Как ты здесь тонко дышишь, девочка Лара, научена горьким
опытом книг о вечном и добром, как здесь проходят лошади с оттиском слов
и дара, снег сродни проявителю, птицы подобны кобрам. Тебе присвоили
номер, на полке мальчиш-плохиш, герои литейного цеха, труды и дни пио-
нерской дружины, как ты здесь тонко дышишь и никогда не спишь – только
молчишь, избывая чужие вины. Из этой патетики вырастет дерево, вырастет
город-сад, люблю ангелят – они улетят весною, я каждый день принимаю по
капле яд – других окрылят и ток пробежит по рою. Как они ходят здесь и смо-
трят совсем не в пол, чтобы звуки шагов раздавались немного тише. Как же