берет в кулачок солому, положишь семечко в почву – вырастет
куст, электричество в каждый дом, только ближе к дому, много
крови и почвы на наше ведерко. Пруст отгрызает второй бочок,
достает фонему, факультет психологии, бабушка и Бергсон, только
в памяти место для капитана Немо, закрываются двери, берет свой
вчерашний сон, не тебя ли я холил здесь и лелеял верно, а ты руку
держала над каждой чужой свечой, да минует нас невозможности
тверди скверна, забирай свое имя, души утвержденный крой, правой
кромки держись, по поребрику до рассвета, туда-сюда, сказки
сказывая, ходи, отроки с пивом горящим узнают Фета, что позади, то,
как милость, и впереди, посередине пустоты и горганцола, красота
мироздания и лебединый стан, больше тебя не заботят проблемы
пола, роман о Розе, лис Рейнард и сын Тристан, морские купания,
веточки сливы и соли, сигналы точного времени, перерыв, все те,
что тебя на осколочки раскололи, склеить после прочтения позабыв.
Ходи туда-сюда, рассказывай миру, куда язык твой грешный тебя
довёл, держали себя в руках, разбивали лиру, потом на себя пеняли
за произвол. Ходи туда-сюда, волос наш так долог, что вечность
можно за пением скоротать, потом тебя достает из коробки Молох
героев спасать, экран закрывает гладь.
***
Не соответствуешь теме разговора, не садишься за стол, куда ни
попросят, посещаешь курсы тарологов, курсы лора, дома с химерами
снегом совсем заносит по самые окна, памяти нет на диске, а от
ненужной здесь не освободиться, и без конца составляешь любые
списки, жизнь коротка – бесполезно взирать на лица помимо себя
и загадывать, кто здесь точно принесет тебе кусок ленинградского
льда, а из нашего окна, где вода проточна, где пейзанская башня
склоняется к нам, тверда и насыщенна смыслами, горек наш хлеб
насущный, в «Баскин-Робинсе» темень египетская и грог, и приходит
телец в мониторе к травинке тучный, но попасть в него бластером
ты всё равно не смог, но заклеить пластырем все опечатки плоти и
склонять в тетрадке Орля на Орли-Орлю, мой последний том остается
всегда в работе, а из нашей форточки… клавишами пылю, и проходит
время, достаточное для сметы, и тебе вручают законную карту вин,
не хотелось верить предчувствиям и в приметы, но остался в поле
всё же одним один, говоришь с собой по-французски и прячешь
корни, что довольно излишне в этом дыму, и хны покупаешь на
фунт, неприкаянны до сих пор – ни хорошей души, ни веры, что все