Неймдроппинг (Брагина) - страница 15

берет  в  кулачок  солому,  положишь  семечко  в  почву  –  вырастет

куст,  электричество  в  каждый  дом,  только  ближе  к  дому,  много

крови  и  почвы  на  наше  ведерко.  Пруст  отгрызает  второй  бочок,

достает фонему, факультет психологии, бабушка и Бергсон, только

в памяти место для капитана Немо, закрываются двери, берет свой

вчерашний сон, не тебя ли я холил здесь и лелеял верно, а ты руку

держала  над  каждой  чужой  свечой,  да  минует  нас  невозможности

тверди скверна, забирай свое имя, души утвержденный крой, правой

кромки  держись,  по  поребрику  до  рассвета,  туда-сюда,  сказки

сказывая, ходи, отроки с пивом горящим узнают Фета, что позади, то,

как милость, и впереди, посередине пустоты и горганцола, красота

мироздания  и  лебединый  стан,  больше  тебя  не  заботят  проблемы

пола,  роман  о  Розе,  лис  Рейнард  и  сын  Тристан,  морские  купания,

веточки  сливы  и  соли,  сигналы  точного  времени,  перерыв,  все  те,

что тебя на осколочки раскололи, склеить после прочтения позабыв.

Ходи туда-сюда, рассказывай миру, куда язык твой грешный тебя

довёл, держали себя в руках, разбивали лиру, потом на себя пеняли

за  произвол.  Ходи  туда-сюда,  волос  наш  так  долог,  что  вечность

можно  за  пением  скоротать,  потом  тебя  достает  из  коробки  Молох

героев спасать, экран закрывает гладь.

***

Не  соответствуешь  теме  разговора,  не  садишься  за  стол,  куда  ни

попросят, посещаешь курсы тарологов, курсы лора, дома с химерами

снегом  совсем  заносит  по  самые  окна,  памяти  нет  на  диске,  а  от

ненужной  здесь  не  освободиться,  и  без  конца  составляешь  любые

списки,  жизнь  коротка  –  бесполезно  взирать  на  лица  помимо  себя

и  загадывать,  кто  здесь  точно  принесет  тебе  кусок  ленинградского

льда,  а  из  нашего  окна,  где  вода  проточна,  где  пейзанская  башня

склоняется  к  нам,  тверда  и  насыщенна  смыслами,  горек  наш  хлеб

насущный, в «Баскин-Робинсе» темень египетская и грог, и приходит

телец  в  мониторе  к  травинке  тучный,  но  попасть  в  него  бластером

ты всё равно не смог, но заклеить пластырем все опечатки плоти и

склонять в тетрадке Орля на Орли-Орлю, мой последний том остается

всегда в работе, а из нашей форточки… клавишами пылю, и проходит

время, достаточное для сметы, и тебе вручают законную карту вин,

не  хотелось  верить  предчувствиям  и  в  приметы,  но  остался  в  поле

всё  же  одним  один,  говоришь  с  собой  по-французски  и  прячешь

корни,  что  довольно  излишне  в  этом  дыму,  и  хны  покупаешь  на

фунт, неприкаянны до сих пор – ни хорошей души, ни веры, что все