Неймдроппинг (Брагина) - страница 21
крупице сразу начну – только адрес в строке сотру. Браузер не
выдает круговой порукой, куда мы ходили два года назад ферзем,
перья замерзшие не отдирали с мукой, чтобы лететь им обратно в
свой водоем. Так набираешь «мы», а на google.com’е технические
работы невпроворот, и растекается морем холодным в роме, как на
ладони, твой обреченный лёд.
40
Больше тебе не будет около двадцати, платные танцы,
41
гостиничные
карнизы, всё относительно с виду, как ни крути, как ни свети на
подрамники Моны-Лизы. Мужчины, для которых ты красишь
ресницы, к десерту глядят в пол, вертят кольцо с гравировкой на
безымянном, замечают, что имя твое прячет корень “Ol”, что означает
«хмель», и звенят кальяном. Ближе всего мне конечно женщина-оса,
мёд на губах и пальчики в марганцовке, слышит за ужином разные
голоса, судя по шорохам, средняя полоса, в общем, легко поверить
такой уловке. Больше всего меня удручает женщина-плот, всю эту
воду пьет, заведет куда-то, и маникюрной пилочкой мельницу из
литот превращает в ромбики спелого рафинада. Легче всего в строку
ложится женщина-грог, фиалки в руке из серого дамаскина, ценишь
ее за самый бесследный слог, самые белые плещутся в сердце
вина. Что с тобой делать, ведь нужно идти вперед, многим вещам
по привычке не удивиться, на полпути форель разбивает лёд, и
оставляет перья в руках синица.
Они едят канапе, говорят разные речи, за щекою цветочек
аленький, на самом деле сорбит. Не будем резать лук в день Иоанна
Предтечи, что-то сломалось и больше уже не болит. Там, где была
душа, в твоем анамнезе прочерк, самый алый цветочек, потом “no
more blood to bleed”, на всех, кто тебя любил, теперь не хватает
точек, теперь не хватает мочек для гвоздиков, только стыд держал
тебя здесь так долго, доказывать, что не лузер – увлекательное
занятие, достойное мудреца, что-то опять сломалось, в каждой
корзине мусор, и невозможно воду больше не пить с лица. И на себя
смотреть с удивлением невозможно, где начинается философия,
заканчивается опять, пишешь мелком сиреневым: «Истинно всё, что
ложно, истинно односложно, я выхожу гулять». Будет священный
Байкал твои омывать ботинки, будет в 9:15 в гостинице шведский
стол, будут песни о родине, апельсины без половинки, тебя вернули
на место и мятный свой стиморол оставили там, где хочется сойти
им и за прораба, и за любого жителя, и за консьержку их, музыки
человеческой нам не хватает, слабо мы представляем оттиски нотных